Детство, отрочество, юность

Сан-Франциско - красивый город. Живописно разбросаны на холмистой оконечности полуострова его здания. Расположенный удобно на берегу Тихого океана и уютного залива, названного именем Святого Франциска, в теплых средиземноморских широтах, город почти не знает снега. Круглый год здесь зелены деревья, зима отличается от лета только тем, что больше дождей да зеленей трава, а лето совсем не знойное: поблизости в океане протекает холодное течение, смягчающее летнюю жару. Вода в океане всегда прохладная. Купаться лучше всего в. августе, сентябре, октябре, конечно, остерегаясь навещающих иногда местные воды акул.

Основанный испанскими колонистами в 1776 году, город интенсивно начал расти лишь с середины прошлого века, после того как в 1848 году в Калифорнии открыли золото, которое привлекло десятки тысяч переселенцев. За каких - нибудь четверть века население Сан-Франциско увеличилось почти в пятьсот раз. Сюда устремились люди с востока США, из Южной Америки, из Европы и Азии. Соединенные Штаты отобрали эту богатую территорию у соседней Мексики и сделали ее в 1850 году своим штатом.

К концу XIX века население Сан-Франциско состояло из людей самых разных национальностей - японцев, китайцев, мексиканцев, французов, итальянцев, наконец, потомственных американцев. Каждая национальность приносила с собой свою культуру и накладывала на быт и архитектуру города свой неповторимый отпечаток. Архитектура Сан-Франциско отразила влияние различных стилей. Сложился в городе особый район Чайна-таун - Китайский город, заселенный только китайцами; были итальянский, испанский и другие районы.

Золото лишь первое время служило приманкой для переселенцев. Вскоре его запасы были исчерпаны, и в Калифорнию на свободные земли стали стекаться люди, бежавшие от притеснения, вытесненные жестокой конкуренцией из других районов США. Это обстоятельство, а также многонациональный состав населения Калифорнии содействовали, видимо, тому, что с момента образования штат примкнул к антирабовладельческой коалиции, и вообще демократические традиции здесь были крепче, нежели в других районах, что сказалось на развитии культуры и литературы особенно.

Восток и Юг находились под сильным влиянием европейской - больше английской - культуры. На Западе же были живее народные традиции, меньше было подражательного, больше самобытного, свойственного только Америке, литература была ближе к народу, питалась из народных источников.

Не случайно поэтому творчество целого ряда оригинальных американских писателей второй половины XIX - начала XX столетия связано с Дальним Западом. В Сан-Франциско и неподалеку от него успешно начинали в 60-х годах свою творческую деятельность Марк Твен и Брет Гарт, здесь работал в 90-х годах над своими произведениями Фрэнк Норрис, здесь жили писатель Амброз Бирс и поэты Жоакин Миллер и Джордж Стерлинг, здесь учился в 80-х годах американский публицист Линкольн Стеффенс и другие известные американские писатели. Наконец, с этим городом и прилегающими районами связана большая часть жизни выдающегося писателя Джека Лондона.

Когда иссякли золотые запасы калифорнийских земель, Сан-Франциско не прекратил своего роста: он стал центром интенсивно развивающейся промышленности и торговли, превратился в крупный торговый порт, надежно укрытый от морских бурь. Сюда заходили океанские корабли, по узким улочкам города бродили отчаянные моряки - морские волки, прожигавшие в многочисленных салунах заработанные в рискованных плаваниях деньги.

Сан-Франциско, как и все американские города, - это город контрастов, город роскоши и нищеты, миллионеров и нищих, сытых и голодных. Широкая Базарная улица (Маркет-стрит) делит его на две части. К северу от нее располагаются здания банков, богатых компаний, роскошные магазины, гостиницы, театры, дома богачей. К югу - заводы, фабрики, прачечные, салуны, мрачные притоны, грязные кварталы бедноты. Здесь в тесных каморках, страдая от постоянного недоедания, и ютится угнетенное большинство, труженики города, те, кто создавал своим трудом его роскошь и богатство. Здесь в ветхом домике 12 января 1876 года и родился Джек Лондон.

Мать его Флора Уэллман не обладала красивой внешностью. Крупный нос, желтоватый цвет лица, очки, парик - вот что бросалось в глаза при первом взгляде. В 1876 году Флоре было около тридцати. Это была низенькая крепкая женщина с некоторыми причудами. Двадцати пяти лет она ушла от родителей из штата Огайо и с тех пор переезжала из города в город, зарабатывая на жизнь уроками музыки. Она увлекалась спиритизмом и, хотя претендовала на практический взгляд на вещи, была бесхозяйственной и опрометчивой в своих решениях.

Отец мальчика, родившегося у Флоры Уэллман, Уильям Чани не признал его своим сыном. Астролог Чани сошелся с Флорой, будучи вдвое старше ее. В личной жизни он, видимо, не блистал великодушием и добропорядочностью, но среди коллег-астрологов слыл выдающимся. Он обладал незаурядными способностями лектора и весьма широкими интересами. Студенты считали его человеком примечательным, и лекции его собирали обычно массу народа. Любимой астрологии Чани посвящал большую часть времени, глубоко веря в ее могущество. Интересовали его и философия, и математика, и лингвистика. Он принимал участие в издании местного журнала и пробовал писать сам. Дома Чани собрал прекрасную библиотеку, в которой были книги по самым различным вопросам. Одно время он симпатизировал умонастроениям социалистов, но это его увлечение было недолговечным.

Трудно с достоверностью назвать причины, побудившие Чани отречься от сына, но решение его не смогли поколебать даже покушение Флоры на самоубийство и большой скандал, возникший в прессе вокруг его черствосердечия по отношению к жене и ребенку.

Вскоре после рождения сына Флора вышла замуж за вдовца с двумя детьми - 45-летнего Джона Лондона. Так ее малютка обрел отца и фамилию, которую четверть века спустя ему суждено было прославить на весь мир.

Джон Лондон был ветераном гражданской войны, человеком, о жизни которого нельзя было сказать, что она сложилась гладко и счастливо. Он потерял жену и сына, а двух младших дочерей вынужден был отдать в приют. До женитьбы на Флоре он работал плотником, каменщиком, перепробовал много профессий. Типичный американец, зараженный иллюзиями о возможности мгновенного обогащения, Джон Лондон неустанно искал способ, который помог бы ему создать обеспеченную жизнь для семьи. И когда ему везло, детям и жене жилось лучше. Но это бывало не так уж часто.

В новую его семью с ним пришли и две дочери. Старшая, восьмилетняя Элиза, нянчила мальчика. После женитьбы Лондоны перебрались за черту города, где ребенок был вверен заботам негритянки Дженни Прентис, ставшей ему няней и матерью, а впоследствии другом его юных лет.

Место жительства Лондоны меняли часто. Отчим искал, где легче прокормить семью, да и Флора любила перемены.

Долгое время они обитали в Окленде, маленьком городке по другую сторону залива Сан-Франциско. Спокойный зеленый городок Окленд расположился вблизи причудливого озера Лейк-Меритт на низком приморском берегу. В деревянных, похожих один на другой домиках, которые в беспорядке теснились у порта, жили рабочие джутовой фабрики, консервных заводов, перерабатывающих рыбу и калифорнийские овощи и фрукты, семьи моряков, рыбаков, извозчиков и портовых грузчиков. Это был типичный городок американской провинции. В то же время это был тыл крупного порта Сан-Франциско, с железной дорогой и паромом. Через Окленд шли товары, привезенные из других стран и доставляемые с востока США в Калифорнию и далее - в Японию, Россию, Австралию, Индию.

Будни Джона Лондона до краев были полны заботами о семье, детях. Флору дети заботили мало - она была занята всевозможными проектами и идеями стремительного обогащения. Терпя неудачу за неудачей, она вносила в семью нервозное, беспокойное настроение. Нередко маленький Джек бывал свидетелем таинственных спиритических сеансов, разыгрываемых матерью в полумраке их комнаты. Впоследствии это сказалось на нервном состоянии ребенка.

Много лет спустя, восстанавливая в памяти детство, Джек Лондон не мог вспомнить, когда бы мать ласкала его, но зато в его сознание навсегда запало, как отчим в трудную минуту гладил его своей большой рукой по голове, неизменно приговаривая: "Ничего, ничего, сынок!". Отчим привил ему уважение к труду и любовь к земле, к фермерству, которая с необычайной силой проявилась в Джеке вскоре после того, как он стал преуспевающим писателем.

Биограф Джека Лондона Ирвинг Стоун приводит любопытный эпизод, характеризующий родителей писателя. Когда Элиза и маленький Джек тяжело заболели во время эпидемии и Джон Лондон метался по городу в поисках врача и сиделки, Флору волновал вопрос о том, можно ли, чтобы сократить расходы, похоронить обоих детей в одном гробике.

Все заботы по дому были возложены на плечи Элизы. Бывало и так, что ей приходилось брать Джека с собой в школу. Добряк-учитель, узнав, что девочке не с кем оставить брата, приспособил для него маленький ящик, на который клал книжку с картинками. Здесь да на школьном дворе в кругу сверстников Элизы проводил четырехлетний Джек значительную часть дня.

В Окленде отчим открыл бакалейную лавку. Сначала дело шло хорошо, но потом его обокрал компаньон, которого, кстати, рекомендовала как надежного предпринимателя Флора.

Добрый, доверчивый человек, полагающийся на ум и образованность своей жены, Джон покорно следовал ее решениям и вскоре превратился в фермера, арендовав кусок земли возле города, на прилегающем островке Аламеде, а затем в долине Ливермор за Оклендом. В Аламеде кудрявый голубоглазый Джек начал ходить в школу.

Дела отчима шли не блестяще. Оставив фермерство, он стал искать другое занятие. Случайные его заработки не обеспечивали семью. Детей не всегда кормили досыта. Особенно туго было с мясом. Когда сверстники Джека, насытившись, швыряли оставшиеся куски мяса на землю, он едва сдерживался, чтобы не подобрать их. Он признавался впоследствии, что, не сумев побороть властного зова голода, открыл однажды в школе корзинку одной девочки и украл кусочек мяса, маленький кусочек, величиной в два детских пальчика.

Джек Лондон в возрасте около девяти лет

Когда Джеку исполнилось десять лет, он стал материально помогать семье: сделался разносчиком газет. Встав затемно, бежал он к типографии, чтобы успеть до школы разнести первую пачку, а после школы продавал вторую. Это приносило двенадцать долларов в месяц, которые мальчик целиком отдавал матери.

"Каждый цент я отдавал семье, - писал Лондон^*, - и, отправляясь в школу, всякий раз стыдился своей шапки, башмаков, платья... С этих пор у меня не было детства. С трех часов утра на ногах, чтобы разносить газеты. Продав газеты, я шел не домой, а в школу. После школы - вечерние газеты. По субботам я работал при фургонах, развозивших лед, по воскресеньям отправлялся на кегельбан и расставлял кегли для пьяных голландцев... Я отдавал каждый цент и одет был, как чучело"^**.

^* (Charmian London. The Book of Jack London, v. 1, N. Y., 1921, p. 56. (В дальнейшем ссылки на эту книгу будут делаться без повторения ее названия).)

^** (Примечания помещены в конце книги.)

Невзгоды забывались, как только Джек оставался наедине с книгой. Он рано пристрастился к чтению. С упоением читает мальчик книгу новелл своего соотечественника Вашингтона Ирвинга "Альгамбра". Легенды Ирвинга уносят его в сказочный мир причудливых дворцов, зачарованных принцесс и удивительных событий. Из старого кирпича развалившейся печной трубы Джек строит башни и террасы своей собственной Альгамбры, воображая себя смелым защитником обитателей осажденной крепости.

Джек читает все, что находит в Оклендской публичной библиотеке. Особенно ему нравятся книги о приключениях. Он знакомится с "Новой Магдален" Уилки Коллинза, с произведениями других английских писателей, избравших своим жанром рассказы о забавных похождениях и приключениях.

Частые переезды семьи открывали Джеку новые уголки края, расположенного по обеим сторонам широкого залива. Мальчика неудержимо влекли похождения, игры-путешествия с друзьями, с собакой Ролло, но особенно его тянуло к морю. Оно казалось воротами в красочный, полный необыкновенных приключений мир, описанный в прочитанных книгах. Каждую свободную минуту проводил он на берегу.

По центу копил он деньги, чтобы приобрести за два доллара старую лодку и, вообразив себя просоленным морским волком, вкусить всю прелесть самостоятельного плавания. Ничего, что лишенная киля и протекающая, как решето, посудина грозит вот-вот пойти ко дну - это даже усиливает остроту ощущений.

Джек находит дополнительную работу, скапливает целых десять долларов и, купив наконец парусную лодку, отваживается выплыть из Оклендского рукава, где обитал до сих пор, в залив. Когда ветер крепчает, радость захлестывает все его маленькое существо, и, чтобы прогнать страх, он затягивает подслушанную у моряков песню. "Виски, Джонни, виски!" - разносит ветер над заливом тонкий мальчишеский голос.

В семью Лондонов приходит горе - сбитый поездом отчим серьезно контужен и не в состоянии работать. Единственный в семье здоровый "мужчина" - Джек вынужден поступить на консервный завод. Рабочий день начинается на утренней заре и продолжается до позднего вечера. Ложится мальчик после полуночи, а в половине шестого мать будит его на завод. Работать приходилось в тесном душном помещении. Процесс наполнения и запаивания консервных банок требовал постоянного внимания, секундная забывчивость влекла серьезные ранения или потерю пальца.

С ранних лет Джек трудился, он привык к труду, находил в нем вдохновение и радость, это был экзамен мускулам, закаленным превратностями жизни и здоровым калифорнийским климатом. Работа на консервном заводе выжимала все его силы и совсем не оставляла времени на книги и путешествия по заливу.

Пятнадцати лет он познакомился с "устричными пиратами"- парнями, ловившими в запрещенных местах устриц. Устрицы - деликатес, за них хорошо платили. Одна ночь на этом промысле давала больше, чем месяц напряженного труда на консервном заводе. Правда, дело было связано с риском, полиция охотилась за дерзкими пиратами, но разве могли опасности остановить отважного мальчишку?

На занятые у няни Дженни деньги Джек купил у рыбака шлюп для своего нового промысла. Была у него и команда: влюбившаяся в него беспризорная девчурка Мэми, прозванная Королевой "устричных пиратов", и парень, раньше работавший на этом шлюпе. Юношу увлекала независимая, сопряженная с опасностями жизнь "пиратов". Тюрьма и смерть грозили ему, но устричный промысел освобождал от каторжной работы. Став "устричным пиратом", Джек осуществил давнишнюю мечту - жить на воде, день и ночь на воде в своем собственном плавучем доме.

Темной ночью, управляемый уверенной рукой пятнадцатилетнего капитана, выходил шлюп из гавани, а к рассвету с добычей возвращался назад.

"Пиратство" помогло расплатиться с долгами, у Джека даже появились лишние деньги, которые, чтобы поддержать свой "пиратский" престиж, он стал тратить на пиво и виски, отмечая успех операции со своими новыми приятелями. В собственных глазах и в глазах видавших виды друзей он хотел выглядеть настоящим мужчиной.

"Пиратская" деятельность Джека продолжалась недолго. Шлюп был разгромлен завистливыми соперниками, а мир воров и пьяниц, с которым близко сошелся юноша, ему надоел. Поэтому он согласился пойти служить в рыбачий патруль и стал с неменьшим рвением в том же самом заливе охотиться за рыбаками, нарушающими законы ловли. Вооруженный стальной острогой, бесстрашно Джек брал чужую шаланду на абордаж и задерживал браконьеров.

Он по-прежнему любил книги. Целые кипы литературы притаскивал Джек на свой баркас, поглощая все, что попадалось под руку. Живое участие в формировании его литературных интересов приняла в это время библиотекарь и известная калифорнийская поэтесса Айна Кулбрит.

Юноше понравился "Тайпи" Германа Мелвилла - правдивый и полный романтики рассказ о море и о жизни автора среди туземцев тихоокеанского острова. Немало часов провел Джек над этой удивительной книгой, мечтая о дальних странах. Он бредил приключениями, жаждал сразиться со стихией. Узкий пролив Голден-гейт (Золотые ворота), открывавший выход из залива в океан, неудержимо манил в неведомые края, лежавшие где-то по ту сторону морей - в Японию, Корею, Россию, на затерянные в безбрежных просторах острова, о которых он не только читал, но и немало слышал от потомственных моряков в салунах Сан-Франциско и Окленда. Возможно, как раз в это время, увлеченный суровой романтикой Мелвилла, отыскал Джек его знаменитый роман о китоловах "Моби Дик".

Идеалом Джека были люди сильные, смелые, обладающие твердым характером и несгибаемой волей. Именно этим пленил его мужественный капитан из романа Мелвилла, решивший во что бы то ни стало поймать гигантского белого кашалота.

Влечение к морю стало непреодолимым. Семнадцатилетний Джек поступает матросом на трехмачтовую шхуну "Софи Сазерленд", отправлявшуюся к японским берегам на промысел за котиковыми шкурками. Пресноводный моряк Джек попадает в компанию опытных морских волков.

Его положение было нелегким: нужно было быть готовым не только к суровым штормам в северных широтах и рейсам на шлюпках в погоне за котиками, но и к насмешкам над промахами, над его пристрастием к ночному чтению; нужно было перебороть слабость не привыкшего к качке организма и выдержать бой с рыжим гигантом шведом, беспрестанно к нему придиравшимся, - бой, победу в котором вся команда справедливо присудила Джеку.

Одного желания вкусить морскую жизнь было бы, конечно, мало, чтобы выдержать трудности этого плавания. Но у Джека было не только желание, он обладал железной волей, а тело его уже получило закалку в суровой жизненной борьбе. Он появлялся на палубе первым и уходил последним, справлялся со всякой работой. Судно прошло недалеко от берегов Сибири и, закончив охоту, пришвартовалось в Иокагаме, а через семь месяцев после начала плавания "Софи Сазерленд" вновь бросила якорь в гавани Сан-Франциско. Джек привез немного денег (их едва хватило на уплату семейных долгов) и незабываемые впечатления о море, которое очаровало его суровой красотой и грозными капризами. Во время плавания Джек прочел "Анну Каренину" и "Мадам Бовари", познакомившись, таким образом, с реалистическими романами о больших человеческих страстях, семейных драмах. Может быть, на борту "Софи Сазерленд" он впервые глубоко задумался над жизнью, над тем, что деньги не могут являться самоцелью, что существует иная жизнь, жизнь души и сердца. А для Америки наступили тяжелые дни кризиса 1893 года.

В надежде на случайный заработок безработные с утра собирались у ворот заводов и фабрик, а днем пропадали в порту. Очереди голодных под дождем стояли за даровой похлебкой у приютов и кухонь Армии спасения.

Вернувшийся из плавания, полный энергии и надежд, Джек неделями бродит по Окленду в поисках работы, пока не находит наконец место на джутовой фабрике за 10 центов в час - ровно столько же мальчишкой Джек зарабатывал на консервном заводе. Но теперь он был принят как взрослый, и условия труда были значительно хуже. Приходилось стоять у грохочущих машин, вдыхать жаркий, пропитанный пылью воздух, от которого кашель сотрясал легкие. Здесь же работали за два доллара в неделю 8-10-летние детишки. С фабрики Джек шел в салун, встречался со старыми друзьями.

По городу ползли слухи о смерти безработных в восточные промышленных штатах. Газеты трубили о приближающемся восстановлении деловой активности, начале невиданного процветания. Однако "райский век" все не наступал. Обездоленные, выброшенные с работы люди днем наводняли улицы, сидели на обочинах тротуара, у дверей магазинов, попрошайничали у входов фешенебельных отелей и ресторанов.

Семья снова задолжала. Мать предложила Джеку попытать счастье в конкурсе на лучший очерк, устраиваемый газетой "Сан-Франциско колл".

Но о чем писать? А почему бы не рассказать о том, что видел в Японии или на море! О тайфуне, налетевшем на "Софи Сазерленд", о том, как боролась с ним команда.

Джек принялся за работу. Две ночи жил воспоминаниями о плавании. На третью ночь он сократил все наполовину, как раз до размеров, определенных условиями конкурса. Рукопись была подписана "Джон Лондон" и отослана в редакцию. К удивлению автора и радости всей семьи, очерк получил первый приз и был напечатан в газете под заглавием "Тайфун у берегов Японии". Это был реалистический рассказ о нелегких буднях морской жизни, о грозном могуществе и многоликой красоте морской стихии. Сочинение не притязало на художественное совершенство; там, где Лондон говорил о своем любимом море, не мог он не вставить яркое словечко и, конечно, увлекался красочными оборотами, сравнениями, стремясь влюбить читателя в величественный океан.

Дом, где жила семья Лондонов в 1893 г. и где был написан первый рассказ Лондона 'Тайфун у берегов Японии' (фото автора)

Джеку прислали чек на двадцать пять долларов. На десять долларов он купил себе костюм взамен вконец изношенного старого и выкупил часы. Успех окрылил юношу - ведь он помог поверить в свои способности. Самоучка, рабочий парень одержал победу, казалось, на недоступном поприще, сумел обойти даже студентов Стэнфордского и Калифорнийского университетов, получивших второе и третье места. Джон Лондон накупил газет с очерком сына и с гордостью раздавал их знакомым. Джек решил стать знаменитым писателем. Он опять засел за работу, но его новые рукописи были отвергнуты. Его ждала джутовая фабрика, пыль и лающий кашель чахоточных людей.

Потом он работал на электростанции, перебрасывал уголь к топке. Здесь платили тридцать долларов в месяц. Печь была невероятно прожорлива, но Джек полюбил эту работу: она доставляла ему удовлетворение. Парень входил в азарт, соревнуясь с ненасытной жадностью топки. Однако вскоре он стал ощущать вялость в мускулах, не успевших отдохнуть за ночь. Джек засыпал в трамвае по дороге домой, а дома, не раздеваясь, валился на кровать. Когда подсчитали получку, оказалось, что зарабатывает он меньше, чем некогда на консервном заводе. Сжалившийся над ним кочегар под секретом сообщил, что прежде работу, на которой гнул спину восемнадцатилетний Джек, выполняли двое взрослых мужчин и каждому платили больше. Выяснилось, что, сам не зная того, Джек стал штрейкбрехером, сбивающим заработок профессионалов. Кочегар показал заметку в местной газете, где сообщалось, что один из угольщиков, замененных Джеком, отчаявшись найти место и прокормить семью, покончил с собой. Лондон немедленно бросил кочегарку.

Так шел по жизни будущий писатель. Его воспитывали улица, залив, пестрая портовая суета и цехи фабрик. Он учился на промахах и ошибках юности. Он искал чего-то нового, волнующего, не чуждаясь труда даже тогда, когда он становился невыносимым. Всюду, везде пытливо всматривается Джек в окружающее, он любопытен, как ребенок, пробует свои силы здесь и там. В нем еще нет целеустремленности, хотя есть упрямство и даже воля довести задуманное до конца. Он юношески беззаботен в стремлении увидеть и испытать, что такое жизнь, испытать самому, не полагаясь на прочитанное в книгах, а может быть, и проверить то, что он из них узнал.

Жизнь Окленда для него слишком однообразна и пуста. Даже многоцветный Фриско (так называют американцы Сан-Франциско) не удовлетворял юного исследователя: город был изучен до основания и не мог утолить голод его беспокойной души.

Из безрадостной жизни было два выхода: либо в мир приключений, мир далеких стран, либо в мир пьяных грез, алкогольного дурмана. И последний был не менее привлекателен, чем первый. Кабак - это клуб бедняков. Ни в магазинах, ни в общественных местах, ни в жилых домах никто не распахивал перед Джеком с таким радушием дверей, не приглашал погреться у огня. Эти двери были всегда на замке, и только двери кабака были открыты для таких, как он, днем и ночью.

Начал Джек выпивать еще мальчишкой, потом бросал, без сожаления расставаясь с алкоголем, чувствуя разрушительное действие спиртного, видя, скольких хороших и ценных людей оно губит. Но время от времени дружбы ради он не мог уклониться от традиционной выпивки с приятелями. Казалось, что вино укрепляет товарищеские узы и уж конечно, хотя бы на короткие мгновения, окрыляет душу. Это был проверенный способ уйти от однообразного существования, уйти не в одиночку, а крепко обнявшись с теми, с кем делил последний кусок хлеба. Лондон выпивал с приятелями- "устричными пиратами", с товарищами по консервной фабрике, со случайными знакомыми, встреченными в салуне моряками, грузчиками, отмечая получку, устройство на работу, окончание плавания и по любому другому поводу.

А потом наступила расплата.

Однажды, напившись до бесчувствия, он свалился с лодки в залив и едва не утонул. Спас его рыбак, случайно наткнувшийся на обессилевшего парня, увлекаемого течением в море.

Джек все настойчивее возвращается к мысли о вреде пьянства и находит в себе достаточно воли, чтобы одержать верх над пагубным влечением организма. Лет через пятнадцать в романе "Мартин Идеи" он вскроет социальные причины обращения рабочего люда к спиртному, а затем в книге "Джон - Ячменное Зерно" (1913) не только осудит, но и призовет к запрещению продажи алкогольных напитков.

Весной 1894 года разнесся слух об организации разорившимся предпринимателем Джекобом Кокси похода безработных в Вашингтон с целью заставить правительство финансировать общественные работы по проведению дорог, улиц, капитальному ремонту школ, чтобы дать голодным работу.

Джек узнал о том, что в Окленде офицер Келли собирает голодающих, намереваясь двинуться на восток и влиться в "индустриальную армию" Кокси. Келли договорился с железнодорожной компанией о бесплатном провозе участников-похода. Оклендская "армия" покидала город 6 апреля.

Джеку представлялась совершенно исключительная возможность увидеть мир, махнуть от океана до океана. Конечно, он присоединился к Келли. Так начались его скитания по пораженной кризисом стране.

Будущий писатель проделал путь через всю Америку познакомился с новыми людьми, новыми городами.

"Армия" состояла из безработных и непокорных бродяг вроде него самого. Денег у них не было, кормились они попрошайничеством и воровством, а передвигались зайцем в вагонах и под вагонами. Джек изобретал хитроумные приемы, чтобы обмануть бдительность железнодорожных служащих. Это были дни опасностей и приключений. За "армейцами" охотились кондукторы и полицейские. Немало этих отчаянных босяков погибло под колесами мчащихся поездов. Правительство мобилизовало полицию, послало войска, чтобы разгонять и арестовывать участников голодного похода.

Генеральный прокурор не без гордости докладывал президенту Кливленду, что принятые им меры помешали, по крайней мере, 60 или 70 тысячам безработных добраться до Вашингтона.

Затравленная властями "армия" в конце концов распалась, до Вашингтона дошли немногие. Откололся от нее и Джек. Он стал бродяжничать. Когда Лондон прибыл в Чикаго, там начиналась забастовка пульмановских рабочих. Компания Пульмана, производившая салон-вагоны, безжалостно выбросила сотни рабочих на улицу, а оставшимся снизила зарплату. Рабочие ответили забастовкой. В июне вспыхнула стачка солидарности, парализовавшая железнодорожное движение от Чикаго до Тихого океана. В стачке участвовало около 100 тысяч человек. Вообще же в 1894 году по всей стране в стачечное движение было вовлечено почти 700 тысяч трудящихся. Остановились фабрики и заводы, возникли затруднения со снабжением. Власти угрозами и лживыми посулами пытались раздробить ряды бастующих. Полицейские расстреливали рабочих, арестовывали наиболее активных забастовщиков. В числе многих был брошен в тюрьму вождь социалистического движения США Юджин Дебс.

До Джека разными путями доходят известия о беспорядках в стране. Он - очевидец безысходных страданий выброшенных за борт людей. Сильные, с крепкими мускулами, ищущие работы во имя хлеба насущного, они оказались ненужными стране, обречены на нищенство, попрошайничество, медленное умирание. Известия о волнениях и борьбе рабочих с несправедливостью, нелепый арест Лондона полицейскими властями у Ниагарского водопада, суд и тюремное заключение (открыли будущему писателю новые стороны, убедили его, что, оставаясь человеком физического труда, он никогда не взберется со дна на поверхность.

Вернувшись в Окленд, Джек решил заняться своим образованием. Он поставил перед собой цель стать работником интеллектуального труда, чтобы продавать не силу мышц, а "изделия своего мозга". Решив подготовиться в университет, Лондон поступает в среднюю школу, дни и ночи просиживает над книгами, упорно овладевая необходимой суммой знаний. После столкновения с бродягами, в значительном большинстве пролетариями, выброшенными безработицей на человеческую свалку, после путешествия по промышленным районам Востока США и месячного тюремного заключения новые вопросы встают перед юным Лондоном, и он находит на многое ответы у социалистов. Позже он подчеркивал, что именно условия американской действительности толкнули его на изучение основ социализма. С полным основанием заявлял он, что социализм был вбит в него жизнью^*. Осознав, что социалистическое учение отвечает его идеалам, Лондон вступил в Социалистическую рабочую партию США и стал ее активным членом. Это было в 1895 году.

^* (Подробно об этом Лондон говорил в статье "Как я стал социалистом" (1903).)

Упорно пытается он разобраться в сложных, подчас сознательно запутываемых оппортунистами вопросах. В эти годы будущий писатель познакомился с "Коммунистическим манифестом", из которого усвоил идеи о неизбежности классовой борьбы, скорой гибели капитализма, победы пролетариата и необходимости для этой цели революционных действий.

В школьном журнале "Иджис" Джек помещает рассказы о своих странствиях и плаваниях, назвав их "Историями мальчишки из Фриско", там же появляется его первая социалистическая статья "Оптимизм, пессимизм и патриотизм", в которой он говорит о пороках капитализма и призывает американских патриотов отобрать бразды правления у развращенного правительства и передать их массам.

Джек принимает участие в социалистических собраниях и уличных митингах. С обличением существующего порядка выступает он в 1895 году на митинге, устроенном на центральной площади Окленда Сити-Холл-Парк. Его снова арестовывают.

Джек состоит членом различных кружков. Пишет заметки в местную газету, одновременно учится и работает.

В литературном кружке он знакомится с юной Мэибл Эпплегарт, представительницей интеллигентских кругов, которая показалась Джеку воплощением нежности и утонченности, того возвышенного, к чему неудержимо стремилась его поэтическая душа.

Любовь их стала взаимной.

Занятия в средней школе были малопродуктивны, а главное, Джека не удовлетворяли темпы. Он оставляет школу и решает пойти в учебное заведение, готовящее в университет экстерном, но в конце концов уходит и оттуда. Занимаясь по двенадцать часов в сутки, он за три месяца самостоятельно проходит двухлетнюю программу и сдает вступительные экзамены в Калифорнийский университет.

Лондон слушал лекции по философии, истории, литературе, языку и биологии, занимался французским языком. Незаурядные способности, целеустремленность и упорство сделали свое дело: занятия шли успешно. Чтобы платить за учебу, он работал, но значительную часть времени по-прежнему посвящал общественной деятельности, став активным членом Оклендской организации социалистов. В школе и в университете на Лондона смотрят подозрительно, как на революционера и "красного".

Между тем материальное положение семьи усложнилось. После первого семестра, сдав прекрасно экзамены, юноша уходит из университета. Он снова возвращается к заветной мечте - стать писателем. Джек познал глубины жизни, теперь он горит желанием рассказать миру об увиденном, поделиться сокровенными мыслями, тем, что восхищает его в человеке и что вызывает боль.

Он раздобыл ветхую машинку, печатавшую только заглавными буквами, и по пятнадцать часов в сутки стал выстукивать на ней одним пальцем очерки, научные и социологические статьи, юмористические стишки, рассказы, шутки. Но редакторы журналов с неуклонным постоянством возвращали его творения. Стихи были вычурны, надуманны, а рассказы не нравились издателям, видимо, по причине их трагического тона и статичности: действие в них не развивалось. Мастерства начинающему писателю явно не хватало. Язык его был чересчур цветист, пестрил громкими эпитетами. Автору недоставало чувства меры.

Джек Лондон - ученик средней школы

Лондона не обескураживает неуспех его творчества у издателей. Он продолжает усиленно работать над новыми рассказами и стихами, а возвращенные пересылает в другие журналы и пишет, пишет, пишет. Между тем отчим совсем плох, и Джек вынужден поступить в прачечную, опять посвятить себя каторжному труду на хозяев. От многого приходится отказаться - от политэкономии и биологии в том числе. Джек ходит злой, с ввалившимися глазами, преисполненный ненависти к подлой системе, не дающей человеку из низов прав на человеческую жизнь.

В этот год сенсационная весть пронеслась по штатам: в Клондайке открыто золото. Рассказывали легенды о головокружительных карьерах на золотых землях, где миллионерами делались за неделю. Джек и муж Элизы решили попытать счастья. Были собраны все сестрины сбережения, заложен дом. В Сан-Франциско были закуплены шерстяные свитеры, фланелевые рубашки, меховые шубы, шапки, одеяла, сапоги, палатки - все предметы, необходимые для длительного путешествия по бескрайним снежным просторам суровой Аляски. 25 июля 1897 года мужчины отплыли. Общительный Джек на борту парохода познакомился с парнями, с той же целью едущими на Аляску.

Лондон, добрый, отзывчивый по натуре, легко сходился с людьми. В людях его привлекали не показные добродетели, а простота, искренность и смелость. "Избави меня бог,- говорил он, - от того большинства обыкновенных людей, которых нельзя назвать хорошими, ибо от них веет холодом, которые не курят, не пьют, не употребляют бранных слов, но зато ничего не осудят, никогда не совершат смелого поступка. Это все малодушные людишки, глушащие в себе зов жизни, не осмеливающиеся рвать паутину быта. Вы их не встретите в кабаке, но не увидите и на баррикадах. Их не влекут неведомые дали, они не способны самозабвенно полюбить. У них свои заботы: не промочить ноги, не утомить сердце, не упустить возможности добиться маленького обывательского успеха при своих незначительных талантах"^*Новые друзья были в его вкусе.

^* (Д. Лондон. Собр. соч. в 14 томах, т. 11. Гослитиздат, М., 1961, стр. 64. )

С первых же часов высадки на Севере начались трудности. Багаж был велик, а носильщики необычайно дороги. Путешественникам не хватило бы денег и на несколько дней. Решили тащить груз сами. Идти нужно было через горы, по скользким тропам. Шурин Джека отказался от непосильного путешествия, и Лондон отправился с тремя приятелями. Груз переносили частями, по нескольку раз совершая один и тот же путь. Особенно труден был Чилкутский перевал.

Взвалив на спину килограммов семьдесят, Джек ожесточенно карабкался по скользким склонам. Он старался опередить товарищей. Такой вид спорта был, конечно, не для слабых, но именно это и доставляло удовольствие. Лондон гордился тем, что удалось перегнать коренных жителей здешних мест - индейцев.

Джек преодолевал бурные ледяные потоки, пороги, где ни одна душа не решалась плыть. Нужно было торопиться, потому что время решало все: сотни соперников тащились по горным склонам, брели по узким тропам, плыли в лодках и на плотах. Только выносливость и непреклонная решимость могли обеспечить удачу в лихорадочной погоне за счастьем. Так думал Джек. Он бесстрашно смотрел в глаза опасности. Казалось, удача уже близка: на его стороне - молодость, ум. Его окрыляла мечта обеспечить мать и отчима: последнего он оставил тяжелобольным. Уезжая на Аляску, он грезил о женитьбе на Мэйбл и о средствах для такой писательской деятельности, которая не была бы омрачена постоянной погоней за долларом.

В начале октября Джек с приятелями добрался до старательского лагеря на реке Гендерсон, 80 миль выше Доусона, а на третий день поисков и пробных промывок, компаньон Джека Томпсон наткнулся на песок с обильными золотыми блестками. Спешно застолбив участок, составив подробную карту и взяв с собой пробу, удачливые золотоискатели спустились в Доусон, чтобы сделать заявку. Только после того как заявка была оформлена, они решились показать свою пробу знатокам. Их сразу подняли на смех. Золотые блестки оказались слюдой.

Неудача сильно охладила пыл начинающих золотоискателей. О новых разведках нечего было и думать: время было упущено. Оставалось перезимовать и весной начать новые поиски.

В спорах и рассказах коротали долгие зимние вечера. К весне от недостатка свежих продуктов и овощей Джек заболел цингой. Он едва дотянул до вскрытия рек и, поняв,, что на севере излечиться не удастся, на лодке спустился вниз по Юкону, проделав колоссальный путь в 1900 миль, и летом 1898 года вернулся в Сан-Франциско. Он приехал без гроша, но зато привез нечто подороже - заметки о виденном и неизгладимые впечатления; память сохранила встречи, рассказы старожилов, любопытные эпизоды из жизни индейцев, картины природы края. Лондон был свидетелем того, как в этом злобном мире в жестокой борьбе между людьми за успех победу одерживали единицы, а сотни, тысячи трупов устилали узкие лабиринты, ведущие к призрачному счастью. Он был очевидцем яростной борьбы человека со стихией, очевидцем его побед и поражений. Он встретил немало настоящих людей, и вместе с ненавистью к жестокой действительности в нем укрепилась вера в могущество человека, в товарищество, дружбу, солидарность. Он осознал, что это и есть подлинные ценности человеческой души. С этих пор в людях еще больше его пленяли их сильные качества - упорство, воля, способность выходить победителем из самых сложных ситуаций.