Из писем Джека Лондона
Из обширного эпистолярного наследия Джека Лондона лишь немногое известно русским читателям. Публикуемые письма адресованы трем корреспондентам и относятся к разному времени. Они характеризуют Лондона как писателя и как общественного деятеля.
Первое письмо направлено молодому писателю Клоудесли Джонсу, с которым у Лондона завязалась переписка вскоре после появления рассказа "За тех, кто в пути", положившего начало его известности. С этого времени Лондон и Джонс сделались друзьями.
Дорогой сэр... Я не в силах рассказать о том впечатлении, которое произвело на меня известие, что написанное мной нравится кому-то еще. Вы знаете, из всех людей автор менее всего способен судить о своих произведениях... Когда я кончаю вещь, я, как правило, не могу сказать, хороша она или ужасна...
В жизни я столько странствовал, что в моем чтении и образовании создались огромные пробелы, и мне они так заметны, что я постоянно сомневаюсь в себе; кроме того, когда я пишу, я проникаюсь темой до такой степени, что, наконец, пресыщаюсь ей.
Я, во всяком случае, понимаю всю значимость вашего замечания, что я похож на Тургенева. Но у нас так мало общего, не говоря уже о том высоком месте, которое он занимает в литературе. Кажется, в Японии я читал его "Дворянское гнездо"; но это единственная его книга, которая мне знакома, я даже не уверен, такой ли у нее заголовок. Для чтения так много хороших книг и так мало времени. Иногда это заставляет меня глубоко сожалеть о тех многих часах, которые я потратил на посредственные работы просто за неимением лучших.
За вашу доброту я могу вас только благодарить: она вдохнула в меня новую жизнь и в то же время расставила несколько вех на неизведанном пути, который вынужден пройти начинающий. Скажите, пожалуйста, какую ошибку имели вы в виду. Наборщики сделали несколько грубых ошибок, худшая - самовольное изменение заглавия, она же и самая неприятная. В машинописном тексте было ясно: "То the Man on Trail"*, они напечатали так: "То the Man on the Trail". При чем здесь след? Я говорил абстрактно.
* ("За тех, кто в пути".)
* (Ch. Lоndon, v. 1, pp. 279-280)
Анна Струнская- дочь переселившихся в Америку русских эмигрантов - была социалисткой и немало сделала для русского революционного движения. Она приезжала в Россию, встречалась с Л. Толстым, М. Горьким и даже была арестована царской охранкой. Джек Лондон познакомился с ней в конце 90-х годов: она является последним из оставшихся в живых близких друзей писателя. Ей он во многом обязан своим интересом к России.
Струнская называла свою дружбу с Лондоном борьбой. Они много спорили. Предметом спора были самые различные вопросы. Один из них, философия любви, и стал основным содержанием книги "Письма Кэмптона и Уэйса" (1903), которую они написали вместе.
"Идея нашей книги родилась во время прогулки на яхте Джека", - сообщила мне Анна Струнская. Этот роман в письмах был в свое время переведен на русский язык и включен в Полное собрание сочинений Лондона 1928-1929 годов.
Джек Лондон жил с семьей в Окленде, а Струнская - в Сан-Франциско. Восьмимильный залив разделял эти два города. Их книга на самом деле составлялась из писем, которые слали друг другу две дискутирующие стороны. Лондон писал за Герберта Уэйса и жил в Беркли, Анна Струнская была Дэном Кэмптоном, который по замыслу жил вначале в Лондоне, а затем в Стэнфорде.
Каждое письмо, предназначенное для книги, сопровождалось записками, в которых авторы развивали ее дальнейший план, критиковали друг друга и высказывали отдельные более общие соображения. Три публикуемые записки и принадлежат к этой серии. Копии их переданы автору настоящих строк Анной Струнской в Нью-Йорке из ее личного собрания.
Дорогая Анна!
Ваше письмо - великолепное, изящно-великолепное добавление к книге. Я страстно желаю видеть это напечатанным (книгу, конечно, но я имею в виду Ваше письмо). Я хочу видеть ее завершенной.
И хотя я не смог ответить на Ваше письмо, оно, тем не менее, побудило меня работать. Вы найдете здесь мою попытку переписать первое письмо. Я целых два дня сидел над ним и серьезно его переработал. По трудностям, которые у меня возникли, и по опыту с первым ужасным вариантом, я заключаю, что мне нужно будет переписать его в третий раз (при окончательном редактировании), чтобы оно прилично выглядело. Однако я шлю его таким, как оно есть. Я и представить себе не мог, что мои первые письма так плохи. Теперь я это вижу.
Вы заметите, что я мало места отвел Эстер, а больше места другим маловажным вещам. Я охарактеризовал ее психологию, ее интеллектуальный склад, как это представляется нелюбящему Герберту Уэйсу. Для читателя я уже приоткрыл трещину между Вами (Дэном Кэмптоном) и мной. В начале книги мы осознаем наши расхождения, смутно осознаем; несомненно, одной из задач книги будет разделить нас так, чтобы эта трещина обозначалась отчетливо.
Я заменю своего землевладельца другом Гуинном. Я разовью для него любовную линию, которая достигнет кульминации в одном из помещенных его писем; естественно, любовная история будет в споре доказательством в мою пользу.
Автограф: 'Дружески, Джек Лондон'
Тороплюсь захватить почтальона.
Воскресный вечер в 901.
Дорогая Анна!
Вы найдете здесь письмо № 2. Я должен признать себя повинным в том же чувстве, какое преследовало и Вас, когда Вы писали мне.
Я не знаю, что делать. Как в тумане, чувствую, что во всем я неправ, что я не строю характеры, как должен, или даже письма пишу не такими, как их нужно писать. Но я надеюсь - со временем все вызреет. Во всяком случае, это хороший способ честно понять ограниченность человеческих возможностей.
Как вы относитесь к тому, что я делаю из Эстер поэта? Поэта или поэтессу? Ненавижу я слово "поэтесса". Существует ли слово "лирист"? Есть слово "лирик", означающее то же самое, но я не люблю его. Понимаете ли Вы мою новую поэтическую школу, которая, возможно, будет основана Эстер? Поэзия машинного века. Я могу разработать ее в последующих письмах.
Замечаете ли Вы, Дэн Кэмптон, что я ничего не сказал Вам о внешнем облике Эстер? Не люблю я насыщать, накручивать второстепенные конфликты. Может показаться, будто я принимаю спорный вопрос за решенный, и, однако, я представить себе не могу иного пути и его решения. Мне он кажется почти бесспорным. Может быть, я неправ. Не могу сказать.
Вот так. Дайте о себе знать. Я больше не могу писать. Был прерван сегодня, продолжал писать ночью и смертельно устал. Кроме того, я борюсь с сильной простудой.
Спокойной ночи, дорогая, и, пожалуйста, критикуйте беспощадно, особенно погрешности вкуса.
Дорогая Вы!
Я пытался написать Вам хорошее длинное письмо, но люди пришли, нужно побриться сейчас или никогда и заняться фотографией в темной комнате.
Я почти беспрестанно думаю о Вас с тех пор, как в последний раз Вы были здесь, я сильно беспокоился, не обидел ли Вас тем, что не пошел с Вами на чай к этой английской даме. Всю неделю боролся я с этим рассказом, часть которого Вы читали. Я кончил его вчера вечером - 10 тысяч слов.
Вы знаете, не считая писем, которые будут вставлены, мы уже сделали 50 тысяч для нашей книги!
Мне нужно от Вас письмо, в котором бы говорилось, что Вы приезжаете в Калифорнию. Кроме того, в одном из Ваших стэнфордских писем должна быть подведена черта, чтобы затем следовала наша встреча, которая, как я себе представляю, должна предшествовать Вашей встрече с Эстер.
Ну, как, а! Теперь приступим к редактированию! Вы должны приехать и пожить с нами в течение этого важного времени. Здесь славно, скорей похоже на сон, чем на действительную жизнь.
Дайте мне знать, подходит ли письмо, или нужно другое.
Письма видному оклендскому социалисту Бэмфорду больше связаны с общественной деятельностью Лондона. Ему же Лондон писал из Англии, где собирал материал для книги "Люди бездны".
Дорогой товарищ!
Наконец-то ваше сердечное письмо в моих руках. Благодарю. За добрые пожелания горячо благодарю клуб Рескина.
Дела здесь, в Лондоне - ужасны; и они еще говорят мне, что это хорошие времена и все обеспечены работой, кроме нетрудоспособных. Ну, если это хорошие времена, то, как выглядят плохие времена, я и представить себе не могу!
Ничего похожего на Калифорнию, и я не дождусь, когда вернусь домой. Книга на две трети написана*, а материал для остальной трети собрал.
* (Имеются в виду очерки "Люди бездны".)
Горячо любящий
* (G. Bamfоrd. The Mystery of Jack London, p. 182.)
Дорогой друг!
Нет, я никак не смогу совершить эту поездку в Стэнфорд. Мне просто необходимо кончить книгу*. Я согласился дать отзыв на "Длинный день" для "Экзаминера" (автор книги социалистка и книга ее о рабочих девушках Нью-Йорка). Я согласился написать статью о Студенческом социалистическом обществе для "Интэрнэшнл ньюс синдикат". Я согласился написать статью на пятьсот слов о "Джунглях" Элтона Синклера для "Эпил ту ризон" и дополнительно рецензию на "Джунгли"** либо для херстовских газет, либо для нью-йоркского "Индепендента". И ни к чему из перечисленного (а все это для дела социализма) я не в состоянии всерьез приступить до моего отъезда на восток, а тогда я за три дня между Оклендом и Чикаго надеюсь все это сделать. К тому же я завален просьбами социалистов со всех концов страны выступить у них, так как они узнали, что я еду в лекционную поездку 5 и буду проезжать по различным частям страны. К этому, наконец, можно добавить, что лекцию, которую намереваюсь читать, я еще не приготовил; я имею в виду лекцию для "Слейтон Лайсием бюро". Я буду в Окленде с 14 по 20 октября и нам нужно бы повидаться за это время.
* (Речь идет о повести "До Адама".)
** (Все обещанное было Лондоном написано.)
Искренне ваш
* (Поездка состоялась в конце октября - в декабре.)
Дорогой друг и Товарищ!
Вместе с этим я возвращаю письмо Анны*. Вот это письмо! И из ее слов я понял, что мне можно присоединиться к ее поздравлениям вам.
* (Имеется в виду письмо Анны Струнской, в котором она сообщала, что направляет в Международное бюро в Брюсселе письмо с просьбой санкционировать международные демонстрации и сбор средств в годовщину 9 января в помощь русской революции. Письмо Струнской заканчивалось словами: "Мое сердце отдано тому народу, который убивают сегодня ищейки правительства.
Ночь длинна. Однако мы будем жить, чтобы увидеть восход солнца. Я приветствую вас со скорбью и надеждой. Анна Струнская". (G. Bamford, p. 200)
Революция идет! Она идет!
Да, я получил ваше письмо в Ньютоне (Айова). Чармейн сейчас пишет на него ответ.
"Кольерс" заплатил мне 500 долларов за "Революцию"*. Не знаю, когда они ее опубликуют. Может быть, никогда. Понимаете, они могут испугаться. Давным-давно "Мак Клюр" купил и заплатил мне за "Вопрос о максимуме", но там испугались и не опубликовали его.
* (Статья Лондона. Опубликована в 1908 г.)
В ближайший четверг я читаю "Революцию" в Гарвардском университете, а вскоре после этого я буду читать ее в Йеле, Колумбийском и в Чикагском университетах - все это под покровительством Студенческого социалистического общества.
Потом я буду читать лекцию для местных социалистов в нескольких больших городах.
Она идет! Она идет!
О! Когда я вернусь, у меня найдется, что порассказать вам о столкновениях с хозяевами Общества.
С любовью
* (G. Bamford. The Mystery of Jack London, p. 199.)
При копировании материалов просим ставить активную ссылку на страницу источник:
http://jacklondons.ru/ "Джек Лондон (Джон Гриффит Чейни)"