Глава 4. Литературные университеты. "Сестра Керри"

И снова Теодор оказывается в дешевой комнатушке за полтора доллара в неделю, как в первые дни своего пребывания в Чикаго, когда он работал мойщиком посуды и уборщиком в грязном ресторане Джона Парадизо. Он внимательно изучает рассказы, печатающиеся в литературных журналах, и обнаруживает, что все они имеют счастливый конец, порок наказан, добродетель торжествует. Хотя его собственный жизненный опыт убеждал его в обратном, он также начинает писать рассказы со счастливым концом, но журналы возвращают их один за другим. Кончаются деньги, он закладывает часы, живет впроголодь, спит в ночлежках, а днем с голодной тоской наблюдает за длинными очередями безработных у благотворительных кухонь, понимая, что и его вскоре не минует эта судьба.

Но возвращается из поездки Поль, его партнеры по музыкальной фирме подумывают о создании журнала, и услышавший об этом Теодор предлагает свои услуги в качестве редактора. У него уже и подходящее название есть: "Эври манс" - "Каждый месяц",- он уверен, что их журнал будет лучше конкурентов. Его услуги принимают и назначают оклад - 10 долларов в неделю. Он пытается протестовать, ему обещают пять долларов прибавки после того, как журнал начнет выходить. Так Теодор Драйзер становится редактором журнала "Эври манс", первый номер которого вышел 1 октября 1895 года.

Это был период расцвета американского журнализма, за двадцать лет - с 1885 по 1905 год - количество журналов в стране удвоилось, особенно быстро создавались дешевые, по 10 центов за экземпляр. "Эври манс" и был одним из таких. Если еще недавно в стране было лишь четыре литературных журнала - "Харперс", "Сенчюри", "Атлантик", "Скрибнерс" - с общим тиражом 600 тысяч экземпляров, то к 1905 году число таких изданий достигло двадцати, а их общий тираж превысил пять с половиной миллионов экземпляров.

В 1893 году Самуэль Макклюр начал выпускать в Нью-Йорке первый дешевый ежемесячный журнал "Макклюрс мэгэзин", в котором намеревался публиковать лучшие произведения американских и английских писателей, а также статьи по внутренним и международным проблемам. Вскоре для него работали Джек Лондон и Стивен Крейн, Линкольн Стеффенс и Фрэнк Норрис. В журнале в разные годы сотрудничали Генри Джеймс и О. Генри. Из Бостона в Нью-Йорк для работы в журнале "Харперс" переезжает Уильям Дин Хоуэллс. Все это дало основания писателю Хэмлину Гарланду заявить в 1893 году, что Нью-Йорк "сегодня претендует на роль и фактически является литературным центром Америки... Отныне Нью-Йорк, а не Бостон станет великим законодателем американской литературы...", превратившись в "рупор, через который наконец-то заговорила вся нация".

В эти годы американские журналы, по выражению Хэмлина Гарланда, предоставили "в целом огромную возможность выхода на публику" как большой группе писателей и журналистов, так и целому ряду художников-иллюстраторов. Американские критики отмечают, что все эти журналы - радикальные и женские, музыкальные и юмористические, литературные и спортивные - отражали как в зеркале все многообразие американской действительности конца XIX - начала XX века. "Макклюрс мэгэзин" привнес "в литературу дух эпохи - интервью, научные статьи, человеческие документы, рассказы о природе, политические истории, словом, все, и писатели изо всего этого создавали литературу". Для журналов работали такие известные американские художники, как Шинн, Слоун, Доув, Глэкенс.

Именно в этот период нью-йоркские газеты и журналы в каждом номере публикуют материалы, впоследствии получившие обобщенное название "журнализм улицы Бауэри". С конца прошлого века и до сегодняшнего дня улица Бауэри олицетворяет собой мир опустившихся людей - алкоголиков и наркоманов, нищих бродяг и проституток, всех тех, кого буржуазное общество выбросило за борт. Освещать район Бауэри газеты и журналы поручали опытным репортерам с хорошим стилем и литературным талантом. Когда газета "Нью-Йорк пост" доверила молодому Линкольну Стеффенсу написать очерк о Бауэри, он с гордостью сообщал родным, что отправляется в "отвратительнейшую часть внушающего ужас района, в котором царствуют нищета, грех и разврат. Испортит он меня или сделает из меня человека? Во всяком случае, здесь поле моей деятельности, и именно здесь - мой шанс". Название Бауэри в американской журналистике стало символом того дна, на которое может упасть человек, дальше уже опускаться некуда.

Среди читателей таких историй долгие годы превалировал чисто буржуазный взгляд на неизбежную связь нищеты и порока, для респектабельных буржуа оба эти понятия практически были тождественными. Усилиями Линкольна Стеффенса, Стивена Крейна, а впоследствии Теодора Драйзера и других писателей-реалистов, возвысившихся в своих произведениях до выражения социального протеста, удалось в какой-то степени развеять это сугубо буржуазное заблуждение.

В Бауэри бывали и писали о нем многие видные американские писатели. По этой улице бродил в поисках материала переодетый бродягой Стивен Крейн, описавший свои похождения в очерке "Испытание нищетой": "А за спиной - множество зданий, высящихся в своей безжалостной угрюмости, олицетворяли собой нацию, воздевавшую свою царственную голову в облака и не думающую бросить вниз даже беглого взгляда, нацию, которая в величии своих помыслов полностью игнорировала несчастных людишек, барахтающихся у ее ног".

Большую известность получил и другой очерк Крейна - "Человек в бурю". Редактируемый Драйзером журнал "Эври манс" писал в феврале 1897 года, что этот очерк является "выразительным примером" умения его автора находить "скрытую поэтичность в самых обыденных картинах". (Линкольн Стеффенс считал этот очерк "одной из наиболее впечатляющих картин, когда-либо созданных Крейном о трагедии жизни бедняков Нью-Йорка".) Журнал "Эври манс" обратил внимание и на первый роман Крейна "Мэгги, девушка с улицы", рассказывающий о судьбе соблазненной богатым негодяем и брошенной девушки. Роман этот, отмечал журнал, представляет собой "одну из наиболее волнующих картин определенной стороны городской жизни, которая когда-либо была выражена печатным способом".

Редакция "Эври манс" размещалась на третьем этаже захудалого дома на Двадцатой улице, в помещении владеющей им фирмы "Хоули, Хэйвиленд энд К°". Драйзер ежедневно наблюдал здесь водевильных певиц и певцов, комиков и музыкантов. Вместе с Полем и своим другом композитором Теодором Морзе он часто приходил сюда по воскресеньям и слушал, как Поль и Морзе играют на рояле, или же работал над очередной статьей.

"Эври манс" был стандартным журналом большого формата, от 32 до 48 страниц номер, плохо отпечатанный на дешевой бумаге. Основу каждого номера составляли четыре популярные в этом месяце песни, их отбирали владельцы фирмы. Во всем же остальном редактору была предоставлена полная свобода: он сам выбирал для очередных номеров рассказы, стихи, снимки, делал подписи, писал рецензии на книги, брал интервью и, главное, вел постоянный отдел "Размышления", в котором регулярно публиковались его статьи за подписью "Пророк". Статьи эти занимали от двух до семи страниц журнального текста, были посвящены самым различным темам и позволяли их автору выразить свою точку зрения по самым разнообразным проблемам. В одних Драйзер со всей страстью) молодости обрушивался на коррупцию, в других - обсуждал положение дел в Европе, в третьих - с серьезным видом рассуждал о "проблемах телепатии", в четвертых - гадал о возможностях жизни на Марсе. В ряде статей он давал свою интерпретацию философского учения Г. Спенсера.

Первый рассказ Теодора Драйзера под названием "Позабытый" появился в августе 1896 года. Содержание его весьма просто. В больничной палате лежит искалеченный стрелочник, каждое утро он спрашивает у медицинской сестры, нет ли ему письма. "С каждым новым восходом солнца он снова и снова преисполнялся надежды, каждый вечер сердце его вновь наполнялось болью". Он умирает, не получив долгожданного письма. По своему содержанию рассказ этот перекликается с балладой "Письмо, которое так и не пришло", принесшей известность Полю Дрессеру. Рассказ "Позабытый" затерялся на страницах журнала и никогда больше автором не публиковался. Лишь в конце 60-х годов американская исследовательница творчества Драйзера Элен Моерс обнаружила старый номер журнала с этим первым прозаическим произведением молодого писателя.

В "Эври манс" Драйзер старается дать читателям журнала образцы хорошей прозы, печатает в нем рассказы Брет Гарта и Стивена Крейна. Появляются на страницах журнала и статьи старого друга из Толедо Артура Генри. Дела журнала шли неплохо, тираж его уже составлял 65 тысяч экземпляров. Однако рост популярности журнала имел для его редактора и отрицательную сторону - поступало больше рекламных объявлений, и приходилось им отводить дополнительные страницы, сокращая собственно литературную часть журнала. Несмотря на предоставленную ему на первых порах свободу в редакционных делах, Драйзер получал от журнальной деятельности все меньше и меньше удовлетворения. Ему претила необходимость потрафлять невысоким вкусам большинства читателей, возмущало стремление издателей превратить журнал в исключительно рекламно-коммерческое предприятие, в котором все меньше оставалось места для применения его способностей писателя и редактора. Оставивший работу в газете и переехавший в Нью-Йорк Артур Генри подогревал его недовольство рассказами о прелестях жизни свободного литератора, не связанного никакими обязанностями.

Двадцатишестилетний литератор прошел к этому времени хорошую жизненную школу, много научился. Он прекрасно понимал, что и газеты и журналы существуют для того, чтобы приносить их владельцам доходы. Работать ему становилось все труднее. Чувствуя, что его свободе в журнале приходит конец, он покидает журнал. Сентябрьский номер "Эври манс" за 1897 год был последним, который редактировал Драйзер.

Он решает заняться писанием очерков и статей. Опытный, энергичный журналист, уже известный и владельцам, и редакторам многих ежемесячников, Драйзер легко получает задания от ведущих американских журналов - "Космонолитен", "Харперс", "Эйнслиз", "Метрополитен". Материалы его появляются в прессе регулярно. Он пишет очерки об исторических местах и гражданском строительстве, зарисовки из нью-йоркской жизни, статьи об организации промышленности в Чикаго, о торговле на реке Миссисипи, о разведении фруктовых деревьев, герои его очерков - бедняки и богачи, художники и музыканты, бизнесмены и простые рабочие.

За период с 1897 до конца 1899 года на страницах различных американских журналов было опубликовано более 100 статей и репортажей за подписью Драйзера. В журнале "Сексес", что в переводе на русский означает "Успех", с февраля 1898 по январь 1900 года было опубликовано 13 статей, объединенных в серию под общим заглавием "Истории людей, добившихся успеха в жизни". Известно, что Драйзер лично встречался с каждым человеком, историю жизни которого он писал для журнала. Ряд историй составлен в форме интервью. Впоследствии писатель в одном из писем объяснил, что выбор формы интервью с сильными мира сего был далеко не случайным и что он не мог высказывать критических замечаний в адрес "героев" своих очерков. "Если вы просмотрите журнал, то поймете, почему осуждение г-на Карнеги лишило бы меня моего заработка в 100 долларов. И если вы прочтете статью внимательно, то увидите, что вся она в форме интервью, все высказывает г-н Карнеги. Мои же взгляды отсутствуют по этой уважительной причине". Кроме жизненной истории промышленника Эндрю Карнеги, Драйзер опубликовал в "Сексес" интервью с такими крупными бизнесменами-миллионерами, как Ф. Армор, Ч. Депью, М. Филд.

В этой же серии появились очерки писателя и о тех, кто достиг успеха в сфере науки, искусства, литературы. Это очерки о знаменитом изобретателе Томасе Альве Эдисоне, о скульпторе Поле Бартлетте, писателях Уильяме Дине Хоуэллсе и Антони Хоупи, певице Лиллиан Нордике, композиторе Теодоре Томасе, фотографе Альфреде Штиглице. Вообще деятелям искусства в эти годы посвящено около половины опубликованных писателем статей и очерков. Он пишет об актерах и писателях, скульпторах и архитекторах, художниках и резчиках по стеклу. Писатель любил бывать в их студиях, ходил на выставки, рекомендовал картины и фотографии для публикации в журналах, писал предисловия к сборникам репродукций работ художников и фотографов.

Многие журнальные статьи Драйзера в этот период посвящены новейшим достижениям науки и техники, проблемам градостроительства, городского транспорта. Во многих из них он все чаще обращается к описанию жизни простых тружеников - лоцманов нью-йоркской бухты; бесправных рабочих-эмигрантов; изможденных жителей развалин; нищих, вынужденных бродить с места на место в поисках ночлега и куска хлеба. Статьи эти пронизаны искренним сочувствием к людям труда, жертвам капиталистической потогонной системы.

Первые месяцы 1898 года ознаменовались в Соединенных Штатах мощной пропагандистской кампанией против испанского владычества на Кубе, Филиппинах и Пуэрто-Рико. Ведущие нью-йоркские газеты "Уорлд" Джозефа Пулитцера и "Джорнэл" Уильяма Рэндольфа Херста разжигали общественные страсти, развернув лицемерную кампанию против "испанских жестокостей" на Кубе. Кампанию эту начали журналисты Херста, публикуя выдуманные истории о "кровопролитиях" на Кубе. Тираж "Джорнэл" начал быстро расти, и пулитцеровская "Уорлд" стала помещать еще более страшные "рассказы очевидцев". Когда 15 февраля 1898 года на гаванском рейде при невыясненных обстоятельствах взорвался и затонул американский броненосец "Мейн", "Джорнэл" и "Уорлд" без промедления заявили, что это дело рук испанцев. Именно в эти дни ежедневный тираж каждой газеты достиг миллиона экземпляров. 21 апреля Соединенные Штаты без объявления войны начали в районах Кубы, Филиппин и Пуэрто-Рико военные действия против Испании. Испано-американская война свидетельствовала о вступлении США в борьбу за мировую гегемонию и явилась, по определению В. И. Ленина, одной из главных исторических вех, которыми отмечено начало эпохи империализма^*.

^* (См.: В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, с. 164.)

Испано-американская война продолжалась три с половиной месяца и, как известно, завершилась капитуляцией Испании. В этот период на страницах американских журналов место материалов о городской жизни заняли репортажи с полей военных действий, статьи на другие военные темы. Писал такого рода статьи и Драйзер - о производстве легкого оружия и боеприпасов, о тренировке голубей для военных целей. Однако статьи Драйзера отличались от других подобных материалов полным отсутствием военного угара. Так, в статье о посещении военных заводов "Винчестер", озаглавленной "Как делают легкое оружие" и опубликованной в журнале "Эйнслиз" в июле 1898 года, он писал: "Но стоит вам выйти наружу, в этот обычный мир, в котором не слышно шума бесчисленных машин, как само воспоминание об огромном заводе превращается в необычное чудовище, работающее на войну... и эта мысль тяготит вас..."

В эти же годы появляются в журналах стихи и поэмы Драйзера, посвященные в основном философским и лирическим раздумьям; многие из них впоследствии вошли в сборник стихов писателя "Настроения". Писателю теперь не приходилось беспокоиться о хлебе насущном, заработки его достигают ста долларов в неделю - явный признак если не успеха и процветания, то, безусловно, благополучия.

В июне 1898 года по заданиям журналов Драйзер едет в Чикаго. Но как непохож был этот его приезд на все предыдущие! Рекомендательные письма редакторов ведущих журналов "Сексес" и "Космополитен" открывают перед ним двери особняков чикагских воротил - владельца знаменитых чикагских боен Ф. Армора, фабриканта мебели А. Ревелла, президента железнодорожной компании "Пульман" Р. Линкольна, которых он интервьюирует для серии своих очерков. Он посещает Иллинойсский технологический институт, знакомится с перевозкой грузов по реке Чикаго. Находит он время и чтобы просто побродить по так хорошо знакомым улицам.

По пути в Чикаго он заехал навестить свою невесту Сару Уайт, все еще ожидавшую решительного шага с его стороны. Она на этот раз без обиняков настаивала на том, чтобы точно определить дату их свадьбы. Ему нравилась ее простота, скромность и чувство внутреннего достоинства, ее безупречная английская речь была предметом его тайной зависти, он с наслаждением окунался во всю атмосферу семьи Уайтов, атмосферу, в которой "воспитывались преуспевающие дети". Но Драйзер тянул с определением сроков свадьбы, уходил от ответов на прямые вопросы. Он видел узость и консервативность ее взглядов, знал твердость ее характера, в его ушах звучали предупреждения друзей о том, что она ему не пара.

Посещение Джексон-парка, на территории которого пять лет тому назад была расположена всемирная выставка, с новой силой пробуждает в нем воспоминания о давно минувших днях, о первых встречах с Сарой Уайт, снова и снова убеждает его в необходимости женитьбы. Полученное вскоре после его возвращения в Нью-Йорк письмо от ее младшей сестры, рассказывающее об отчаянии Сары, подталкивает его на решающий шаг, и 28 декабря 1898 года в Вашингтоне Теодор Драйзер сочетается законным браком с Сарой Осборн Уайт. Скромная церковная церемония прошла в присутствии единственной родственницы - сестры невесты. Молодожены возвращаются в Нью-Йорк и начинают совместную жизнь.

Занятия журналистикой дали Драйзеру не только финансовую независимость, но и определенную известность. Его имя включено в справочник "Кто есть кто?" за 1899 год, в котором он значится как редактор, поэт и писатель. Знакомые журналисты, друзья отмечали его огромную трудоспособность, редкую наблюдательность, умение подметить мельчайшие детали, твердую веру в силу человеческого духа. Его статьи всегда отличались убедительностью аргументов, энергичным слогом, безупречной логикой. Он много и плодотворно работает, пишет целый ряд статей и очерков, в том числе и навеянные посещением Чикаго - "Самая маленькая и самая трудолюбивая река в мире" (о реке Чикаго), "Чикагская упаковочная индустрия", "Город Пульмана", "Проблемы канализации в Чикаго" и другие. Молодая жена, он называл ее Джаг, старалась получше вести хозяйство, приветливо встречала его старых друзей и знакомых.

По приглашению Артура Генри Драйзеры проводят лето 1899 года в его старинном особняке в городке Моми, штат Огайо. Теодор и Артур пишут вместе статью "Как прожить день на восемь центов" и проводят бесконечные часы в беседах на философские темы. Артур настойчиво убеждает Драйзера снова попробовать свои силы в прозе - написать роман или хотя бы рассказ. Сам писатель впоследствии рассказывал об этом в одном из писем критику Генри Менкену: "Даже еще в 1897 и 1898 годах я не имел ни малейшего представления о том, что когда-нибудь буду романистом. Меня влекло, если вы поверите этому, к пьесам, и если бы я был предоставлен самому себе, я бы работал именно в этом жанре. Но случилось так, что тогда в Нью-Йорке я неожиданно встретился с молодым человеком, которого я знавал за четыре года до этого в Толедо, штат Огайо, Артуром Генри. В то время, в 1894 году, он заведовал отделом городской жизни в "Толедо блейд", только что женился и жаждал начать писать. По каким-то причинам я ему понравился, и вот теперь он все время вертелся около меня. Он был прекрасно начитан, доброжелательный критик и способный человек... очень сильно заинтересованный в романе как жанре, а также в рассказе... Именно он уговорил меня написать мой первый рассказ. Это все - чистая правда. Он изводил меня, утверждая, что я наполнен рассказами, до тех пор, пока я не поддался его уговорам. В конце концов я таки написал один рассказ, сидя вместе с ним в (его) доме на берегу реки Моми, в городке Моми, штат Огайо, неподалеку от Толедо... И после каждого написанного абзаца я краснел до корней волос из-за своего безрассудства - все написанное казалось таким глупым. Он настаивал, чтобы я продолжал, что это хорошо, а я думал, что он просто смеется надо мной, что все это ужасно, что он хочет подшутить надо мной. В конце концов он взял рукопись, отдал ее перепечатать и отослал в "Эйнслиз". Они мне прислали чек на 75 долларов. Так я начал. Все это именно так и было, святая правда. Затем он начал дудеть о романе. Я должен написать роман, я должен написать роман. К тому времени я уже написал четыре или пять рассказов и продал все".

Так под давлением Артура Драйзер пишет один из своих первых рассказов - "Сияющие рабовладельцы". Сюжет рассказа полуфантастичен: некий Роберт Макевен в своих грезах превращается в муравья, вступает в смертельную схватку за жизнь с другими муравьями и спасается только тем, что возвращается из мира грез в мир реального существования. Биограф писателя, хорошо знавший его, Роберт Г. Элиас писал впоследствии, что рассказ этот представляет собой "жизненную аллегорию, в которой борьба за существование ведется безрассудно, слепо и в которой судьбе каждого определяется скорее силой, чем добрыми или злыми намерениями". По своим мотивам и выводам - спасение и смысл существования заключаются не. в мире ирреальных грез, а в реальной действительности - рассказ этот весьма близок к философскому эссе "Возвращение гения", написанному и опубликованному еще в первые годы работы Драйзера в газете.

Один из журналов принял рассказ, и вскоре он был напечатан. А тем временем вдохновленный похвалами Артура Генри Драйзер пишет четыре новых - это "Негр Джеф", "Мир и мыльный пузырь", "Дверь мясника Рога-ума" и "Когда старое столетие было новым". Сюжеты всех этих рассказов почерпнуты молодым писателем из собственных наблюдений, он хорошо знал и жизненные ситуации, и людей, которых описывал. История жестокого суда Линча над негром, имевшая место в Сент-Луисе в дни, когда там работал Драйзер, послужила основой для рассказа "Негр Джеф". Репортер, герой рассказа, через соприкосновение с американской действительностью осознает, что окружающий его мир - это далеко не поэтическая идиллия, а арена повседневной борьбы за существование, борьбы грубой и беспощадной. Конфликт между строгим отцом и жаждущей развлечений дочерью ("Дверь мясника Рогаума") весьма напоминает историю, происшедшую в семье родителей писателя.

Обращение к жанру рассказа дало молодому писателю возможность полнее высказать переполнявшие его чувства, позволило с большей свободой, чем это допускалось в очерках и статьях, излагать известные ему факты. Таким образом, уже с первых шагов в литературе Драйзер берет в основу своих произведений факты реальной жизненной действительности, нисколько не приукрашивает их и стремится через них выразить свое внутреннее понимание происходящих событий. Внимательный читатель рассказа "Негр Джеф" не может не заметить, что все симпатии автора на стороне затравленного, невинного Джефа, что автор вместе с матерью Джефа оплакивает его трагическую судьбу.

Драйзеры возвращаются в Нью-Йорк вместе с Артуром Генри, который на какое-то время останавливается у них.

Он не перестает убеждать Теодора в необходимости посвятить себя литературе. Сам Артур начинает писать роман. Драйзер поддается настойчивым уговорам друга и берется за работу. "Наконец,- писал он впоследствии,- я взял лист желтой бумаги и, чтобы доставить ему удовольствие, наугад написал заглавие - "Сестра Керри". Писатель утверждал: в тот момент "в голове моей не было никаких идей, кроме этого имени. Я не имел ни малейшего представления, кем она должна стать. Я частенько подумываю, что в этом есть что-то мистическое, как если бы меня использовали в качестве медиума".

Близкий друг писателя, редактор из журнала "Эйнслиз", Ричард Дюффи вспоминает, что первоначально у Драйзера имелся совершенно другой замысел романа. Его дружба с Полем, хорошее знание мира музыкантов и артистов дали ему материал для романа, который он задумал перед "Сестрой Керри". В нем он намеревался описать жизненный путь создателя популярных песен, для которого успех явился разлагающим началом. Судя по тому, как он развивал этот план, роман обещал отличаться новизной и иметь успех.

Некоторые американские исследователи творчества Драйзера считают, что опубликованная в декабре 1900 года в еженедельнике "Харперс" статья "Истоки музыки" подтверждает свидетельство Дюффи. В статье этой Драйзер нарисовал яркую картину, если можно так выразиться, музыкального бизнеса, раскрыл все те невидимые пружины, которые создавали успех той или иной песне. Он рассказал о положении композиторов и мире музыкальных издателей, о жизни певцов и антрепренеров, о роли "толкачей", о коммерческих манипуляциях и театральных трюках, которые превращали рядовую песню в "боевик". Есть в статье и описания, которые известным образом перекликаются с "Сестрой Керри", это портрет молодой, удачливой водевильной актрисы, ее манера разговаривать, одеваться, вся атмосфера ее мимолетного успеха.

В основу романа Драйзер решил положить эпизоды из жизни своей сестры Эммы. Юной девушкой приехала она в Чикаго в надежде устроить свою судьбу. Случай свел ее с состоятельным пожилым архитектором, и она стала его содержанкой. Мальчишкой Теодору приходилось бывать в гостинице, в которой она жила со своим любовником, и он надолго запомнил и показную роскошь апартаментов сестры, и ее многочисленные наряды. Через некоторое время сестра увлеклась женатым управляющим респектабельным рестораном "Чэпин энд Гор" по фамилии Гопкинс, дочь которого была ненамного моложе Эммы. Заподозрившая измену жена Гопкинса наняла детективов, которые выследили любовников.

Воскресным вечером в феврале 1886 года Гопкинс взял из кассы ресторана три с половиной тысячи долларов и вместе с Эммой уехал в Монреаль. Но благоразумие взяло верх, он вернул большую часть денег владельцам ресторана, что спасло его от суда и следствия. В Варшаву (штат Индиана), где в то время жили Драйзеры, приезжали детективы и расспрашивали мать, что ей известно о том, куда бежала Эмма. Приезжала и госпожа Гопкинс высказать свое возмущение поступком Эммы.

Гопкинс и Эмма уехали в Нью-Йорк и, сменив фамилию, начали новую жизнь. Ему удалось завязать связи с городскими чиновниками и поступить инспектором в отдел по уборке улиц. Но главным его занятием было устройство тайных свиданий полицейским и чиновникам с дамами легкого поведения. Какое-то время он на этом неплохо зарабатывал. Но очередное разоблачение коррупции среди городских властей нанесло удар по Гопкинсу, он потерял работу и все свои доходы. Он стал изменять Эмме, бил ее, требовал, чтобы она сдавала комнаты для свиданий. Обосновавшийся к этому времени в Нью-Йорке Теодор некоторое время наблюдал за развитием событий в семье Эммы, а затем помог ей уйти от Гопкинса. Впоследствии Драйзер писал, что он позже начал сочувствовать Гопкинсу, поняв, что тот "страдал от того самого террора жизни, или от обстановки в Нью-Йорке, или от того и другого, которые затем захватили в свои клещи и меня".

Эта по-своему романтическая житейская мелодрама дала писателю основную канву для романа. Эмма превратилась в сестру Керри, архитектор стал коммивояжером Друэ" управляющий рестораном Л. Гопкинс - Джорджем Герствудом. В романе много автобиографических черт. Действие его происходит в Чикаго и Нью-Йорке, городах, которые Драйзер не только прекрасно знал, но и по-своему любил. Восемнадцатилетняя Каролина Мибер - сестра Керри - отправляется из провинциального городка в Чикаго в поисках лучшего будущего. Не затем ли ехал в Чикаго в 1887 году шестнадцатилетний Теодор? А хождения Керри по городу в поисках работы, ее страхи и застенчивость, ее мысли как две капли воды похожи на то, что пережил и прочувствовал при первом столкновении с жестокой реальностью большого города будущий писатель. Керри живет в том районе, в котором в действительности в разное время жил Теодор. Описание забастовки нью-йоркских трамвайщиков, в которую втянут Герствуд, навеяно сценами, которые писатель наблюдал в Толедо.

Один из очерков Драйзера, "Гримасы нищеты", был опубликован в журнале "Деморестс" в ноябре 1899 года, то есть ровно за год до выхода в свет романа. Очерк имеет весьма характерные подзаголовки: "Странные способы облегчения крайней нищеты.- Последние возможности наиболее жалких нью-йоркских попрошаек". Очерк этот, с одной стороны, является ярким образцом "журнализма улицы Бауэри", а с другой стороны, полон реалистических описаний, рисует впечатляющую картину жизни "дна" Нью-Йорка. Сюжетно очерк распадается на четыре самостоятельные зарисовки. Автор использует в нем прием контраста, противопоставления. Он начинает очерк с описания ярко освещенного вечернего Бродвея в час, когда завсегдатаи театров отправляются на спектакли, другие расходятся по ресторанам и барам, когда "ночь наполнена радостями и весельем". Но вот от одетой в вечерние костюмы и платья массы людей отделяется "невысокий, крепко сложенный военный в плащ-накидке и мягкой фетровой шляпе". Он одиноко стоит на углу улицы, посвистывает и наблюдает, как постепенно замирает жизнь вокруг: гаснут яркие огни, начинает расходиться и разъезжаться по домам нарядная публика. Становится холоднее, и из темноты появляются фигуры нищих. Сначала они молча ходят вокруг, как бы не обращая внимания на военного, но через какое-то время один за другим подходят к нему, он выстраивает их в очередь, а сам обращается к идущим благополучным людям: "Так вот, господа, этим людям негде ночевать. Нужно найти место, где бы они смогли приклонить голову этой ночью. Не могут же они лежать на улице. Мне нужно двенадцать центов, чтобы поместить одного из них в постель. Кто даст мне эти деньги?"

До поздней ночи собирает капитан, как его называют все, необходимые деньги, а затем ведет большую группу нищих в одну из ночлежек Бауэри. "В этом заключалась идея капитана о его долге перед своими согражданами". Три другие зарисовки рассказывают о благотворительной столовой на углу Шестой авеню и Пятнадцатой улицы, в которой раздавали бесплатные завтраки; о ресторане Флейшмана на углу Бродвея и Девятой улицы, где в полночь раздавали сотни буханок хлеба; о ночлежке на Бауэри, куда впускали без денег.

Работая над романом, писатель использовал очерк "Гримасы нищеты", описывая последние скитания Герствуда по Нью-Йорку. В главе XLV, которая так и названа "Гримасы нищеты", он рассказывает, как Герствуд получает ночлег с помощью капитана. Глава XLVII начинается с описания благотворительной столовой на Пятнадцатой улице, в которой кормили бесплатно обедами. Герствуду иногда удавалось там пообедать. В этой же главе описывается и то, как Герствуд получает хлеб из магазина Флейшмана. Кончать счеты с жизнью Герствуд приходит в одну из бесплатных ночлежек. Как видим, рисуя тяжелую картину нищенского существования Герствуда, писатель использовал хорошо ему известный материал современной американской действительности. И таких картин, взятых прямо из жизни, в романе немало.

Хотя работа над романом продвигалась довольно быстро - Драйзер потратил на него лишь семь месяцев,- все же было несколько перерывов. Описывая жизнь такой, какой ее видел, писатель временами думал, что такой метод не вполне серьезен. В то время он был далек от мысли, что создает произведение, революционное по форме и содержанию; Драйзер просто писал, преисполненный "сочувствия к человеческим страданиям". В середине сентября, через месяц после начала работы, он подошел к моменту встречи Керри с Герствудом, перечитал написанное и решил, что истории недостает последовательности и что вообще она скучна, отложил рукопись в сторону и снова принялся за статьи для журналов. Однако Артуру Генри вскоре удалось убедить Драйзера вновь приняться за роман.

Следующая заминка наступила при описании сцены похищения денег. Писателю не хотелось, чтобы Герствуд выглядел обыкновенным вором, по меньшей мере его вина должна была быть под сомнением. Но вот и эта проблема разрешена, и работа над романом подходит к концу. Но сама концовка романа долго не давалась писателю, нужные мысли пришли неожиданно во время загородной прогулки. Конечно, еще требовалось что-то подправить, что-то сократить, но роман уже был закончен. Теперь дело оставалось за тем, чтобы найти издателя.

Писатель в беседе со своим первым биографом Дороти Дадли так описывал работу над романом после того, как были преодолены первые сомнения: "Мне удалось справиться с первой трудностью, и потом все пошло хорошо, пока я не добрался до падения Герствуда, а тогда мне пришлось вернуться памятью к тем временам, когда я служил в "Уорлд". И дело снова затормозилось. Мне вдруг показалось, что я вообще не гожусь для писательства. Роман показался мне слишком трудным, почти неосуществимым делом... Но прошел еще месяц, я вновь поймал нить повествования, и в мае книга была закончена. Генри прочитал ее и сказал: "Не меняйте ни слова". И все же еще несколько недель заняли исправления. Генри помогал мне. В мае или июне 1900 года я отослал рукопись в журнал "Харперс". У меня там был знакомый редактор. Рукопись мне вернули. Тогда я отнес ее в издательство "Даблдей". И в ноябре книгу напечатали".

Однако в действительности все произошло не так гладко и просто.

Рассказанная в романе история жизни Керри неискушенному читателю может показаться весьма банальной, немало подобных историй знало американское общество. Приехав в большой город из провинции с намерениями чистыми, как ее юность, Керри с первых же шагов сталкивается с моралью капиталистического общества - мечты превращаются в действительность только с помощью денег. Хочешь получить образование - плати деньги, хочешь хорошо одеться - плати, хочешь развлекаться, весело жить - опять же выкладывай деньги. "Ах, деньги, деньги, деньги! Как хорошо иметь их! Будь у нее много денег, все ее заботы развеялись бы как дым". Керри пытается заработать необходимые средства честным трудом, но вскоре понимает, что даже самый тяжелый труд может обеспечить ей лишь нищенское существование.

"Великий соблазн земных благ" преобладает над голосом рассудка, и Керри становится любовницей коммивояжера Друэ. Ее желание жить с комфортом удовлетворено, но только на время. Жажда еще более обеспеченного положения, новых развлечений приводит Керри к Герствуду. Она бежит с ним в Канаду, затем в Нью-Йорк. Но связь с Герствудом не приносит Керри ни благополучия, ни счастья. Она вынуждена снова искать работу. На этот раз фортуна улыбается ей - Керри становится актрисой и вскоре добивается успеха.

На первый взгляд в истории Керри нет ничего необычного, ничего такого, что могло бы вызвать гнев сторонников викторианской морали. Роман весьма прост по своему содержанию, написан скупыми стилистическими средствами, и лишь развитие действия в нем преисполнено напряжения и драматичности, цепко держит внимание читателя. Но это можно было поставить лишь в заслугу автору, но отнюдь не в упрек.

"Действительно,- отмечал критик М. Гейсмар,- при первом прочтении романа Драйзера, преисполненного нежного и того выношенного чувства жалости, которым окрашены все его истории, трудно понять, почему эта книга вызвала такой фурор в начале века и перебрасывалась из издательства в издательство в течение почти десяти лет".

Таким же вопросом задается и один из видных теоретиков, историков и критиков США, Френсис Отто Маттисен, который в монографии о Драйзере писал: "Обращаясь к книге Драйзера сегодня, труднее всего понять, почему тогдашняя Америка сочла такой революционной созданную им "картину условий жизни".

Ответ на подобный вопрос и прост и сложен. Он вытекает из тех условий, в которых впервые появился роман. Драйзер, свидетельствует Маттисен, "знал, чего ждали от писателей Индианы. Двое таких писателей как раз в то время помогали укрепиться неправдоподобно распространившемуся увлечению рыцарскими романами. "В те времена, что рыцарство цвело" (1898) Чарлза Мейджера, романтическая история о том, как "Мария Французская" сочеталась вторым браком с Чарлзом Брендоном, по своей популярности даже превосходила "Алису из старого Вен-сена" (1900) Мориса Томпсона, где Индиана отличается от той, которую помнил Драйзер, не потому лишь, что Томпсон писал о временах пионеров. Из индианских писателей, современных Драйзеру, наибольшего успеха добились Бут Таркингтон, только что выпустивший "Джентльмена из Индианы" (1899), и Джин Стрэттон Портер... Для писателя, который был лишен ощущения живой традиции и не мог на нее опереться, такие запросы публики могли оказаться чрезмерно сильно действующим прессом".

Сюжетная сторона романа и место его действия взяты писателем из реальной американской жизни конца XIX века. Так поступали и многие другие писатели, но роман Драйзера - произведение глубоко художественное, факты повседневной жизни освещены в нем творческим видением автора, показаны через его индивидуальное восприятие действительности. Из жизненной мелодрамы писатель создает историю социальную, подымаясь до показа типичных героев в типичных обстоятельствах. Именно этим он сразу же навлек на себя немилость ярых апологетов "американского образа жизни", защитников капиталистического общества.

Американские писатели до Драйзера за некоторым исключением видели свой долг, по выражению писателя Уильяма Дина Хоуэллса, в изображении "наиболее радостных сторон жизни, являющихся в то же самое время и наиболее американскими". Другой американский писатель, поэт Эдгар Ли Мастере, писал в этой связи: "Сорок лет назад, принимаясь за роман вроде "Сестры Керри", нужно было помнить, что о женщине необходимо писать в духе только одной идейной концепции. Книга должна была непременно доказать, что женщину ждет возмездие... даже не в силу тех или иных ее поступков и их последствий, а в силу христианской доктрины греха. Писателю надлежало расчистить путь, дабы по нему прошествовала истина, высвобождая из тенет порока юные сердца и неся свет разума умудренным опытом повсюду, куда доходили отблески ее факела".

"Сестра Керри" не только не укладывается в прокрустово ложе подобных концепций, но и гневно восстает против них, восстает против затхлой буржуазно-религиозной морали. "...Ведь Керри не просто избежала возмездия,- подчеркивает Маттисен,- Драйзер вообще не считал, что она грешна, и это был самый дерзкий его вызов условным понятиям конца XIX века". К подобному же выводу приходит и Дороти Дадли. "В эпоху, когда всеми овладела боязливость,- отмечала она,- когда эту боязливость, во всяком случае, усиленно насаждали люди, стоявшие во главе общества в последней трети XIX века, Драйзер был один из тех, кто от рождения не был связан условностями и жил, не признавая их".

Теодор Драйзер стал одним из первых писателей, осмелившихся заявить во всеуслышание, что "наиболее американскими" являются отнюдь не "наиболее радостные" стороны жизни. "С первых же страниц романа,- писал Маттисен,- его автором движет твердая вера, что он помогает запечатлеть специфически американский опыт..." Своим первым романом Драйзер поднял завесу и показал подлинную Америку, ту Америку, в которой он вырос, которую он познал на собственном жизненном опыте. И поэтому его роман прозвучал, словно набатный колокол в тихий идиллический рождественский вечер. Как отмечал современник Драйзера писатель Джордж Эйд, "в то время, когда некоторые из нас строили курятники или, возможно, бунгало, Драйзер сооружал небоскребы".

История создания "Сестры Керри", или, если выразиться точнее, история запрещения романа, весьма и весьма необычна. Завершив работу над книгой в апреле 1900 года, Драйзер по совету друзей представил рукопись в издательство "Харперс энд бразерс", в котором его хорошо знали как автора ряда статей, опубликованных в принадлежащем фирме ежемесячном журнале "Харперс", причем последняя из них, "Железные дороги и простые люди", увидела свет всего лишь за два месяца до этого - в февральском номере журнала за 1900 год. В самом начале мая издательство возвратило рукопись. В письме автору издатели оценивали роман как "выдающийся образец... реализма", однако полагали, что он не найдет сбыта. По совету редактора журнала "Харперс" Г. Алдена писатель относит рукопись романа в издательство "Даблдей, Пейдж энд компани" и вручает из рук в руки одному из владельцев фирмы, Фрэнку Даблдею.

Первым читателем романа стал сотрудничающий в фирме выдающийся американский писатель-реалист Фрэнк Норрис, чей роман "Мактиг" был выпущен этим же издательством в предыдущем году. Драйзер читал книгу Норриса и очень высоко оценивал ее. Драйзер приходил в восторг от "великолепного местного колорита, силы и правдивости каждой страницы. Это была настоящая книга, такая же захватывающая, дающая так же много, как любая из тех, что я раньше читал. И это была книга об Америке. Я не мог говорить ни о чем другом многие месяцы",- свидетельствует он.

Некоторые друзья писателя не без оснований придерживались того мнения, что роман был отвергнут издательством "Харперс энд бразерс" именно из-за реалистического изображения действительности, и поэтому опасались того, что и в другом издательстве его постигнет та же судьба. Однако сам писатель был настроен оптимистически, полагая, что если можно было выпустить в свет такой "правдивый портрет американской жизни", как "Мактиг", то и "Сестра Керри" имеет все основания быть изданной. И поначалу оптимизм Драйзера вполне оправдывался.

Фрэнк Норрис в это время придерживался вполне определенных взглядов: он считал, что американские граждане "эксплуатируются и обманываются лживыми представлениями о жизни, лживыми образами, лживым сочувствием, лживой моралью, лживой историей, лживой философией, лживыми иллюзиями, лживым героизмом, лживым изображением самопожертвования, лживыми взглядами на религию, долг, поведение и манеры". "Люди имеют право на правду,- утверждал он,- как они имеют право на жизнь, свободу и счастье". С первых же страниц "Сестра Керри" захватила его, и он рассказывал жене и знакомым, что читает шедевр. Уже 28 мая 1900 года он писал Драйзеру: "Моя копия отзыва о "Сестре Керри" куда-то запропастилась, и я не могу процитировать ее. Но я хорошо помню, что в нем говорится, и мне доставляет удовольствие повторить, что "Сестра Керри" - лучший роман, который мне довелось читать в рукописи с тех пор, как я работаю для фирмы. Вы можете оставаться в полной уверенности, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы было принято решение об издании книги. Я буду действовать так быстро, как это только возможно, и не исключено, что дам вам знать еще до конца этой недели".

Тем временем роман прочли два совладельца фирмы Генри Лейнер и Уолтер Пейдж. Хотя Лейнеру роман не понравился, он тем не менее высказался за его публикацию. С общего согласия Пейдж 9 июня направил Драйзеру письмо, в котором сообщалось, что фирма "весьма удовлетворена вашим романом... Поздравляем с таким хорошим творением". По приглашению Пейджа Драйзер в понедельник 11 июня посетил фирму и лично выслушал поздравления владельцев. Его попросили сделать в рукописи незначительные поправки, после чего предполагалось заключение формального договора. Писатель скрупулезно выполнил пожелания фирмы и вместе с женой уехал отдыхать к ее родителям.

Он сообщил о своем успехе друзьям в Сент-Луис и Питтсбург и с удовольствием читал поздравительные письма. Голова его была переполнена планами новых книг, он твердо решает писать по роману ежегодно и тут же принимается за работу над вторым романом. Единственное серьезное огорчение - он уже понимает, что его семейная жизнь не удалась, и глубоко переживает это, хотя пока и не подает вида.

Но тут неожиданно разразилась беда. Основной партнер фирмы Фрэнк Даблдей на время уезжал в Европу и не читал рукопись "Сестры Керри". Возвратившись из путешествия и услышав восторженные отзывы о романе, он взял корректуру и по прочтении решил, что роман аморальный и не сможет найти читателей. Того же мнения придерживалась и его жена, также прочитавшая роман. После обсуждения издатели решили просить писателя освободить их от обязательства опубликовать книгу. Первым обо всем узнал Артур Генри, находившийся в Нью-Йорке и зашедший вечером в гости к Фрэнку Норрису. Обеспокоенный таким оборотом событий, Артур тут же написал обо всем Драйзеру. Писатель получил также письмо и от Пейджа, который писал: "Я вынужден с сожалением сообщить, что чем больше обсуждали мы вашу книгу, тем больше возрастала наша неуверенность. Превалирует чувство, что, несмотря на блестящее мастерство, выбор героев все же является неудачным... Говоря откровенно, мы предпочитаем не издавать вашу книгу, и мы бы хотели освободиться от наших обязательств перед вами".

Тут же пришло новое письмо от Артура Генри. "Настаивайте на выполнении Даблдеем и Пейджем своих обещаний,- советовал он Драйзеру.- Я несколько раз разговаривал с Норрисом и уверен, что это самое лучшее, что вы можете сделать. Они признают, что обязаны опубликовать книгу, если вы пожелаете того. Норрис согласен со мной, что, если они сделают это, Даблдей вскоре смирится со всем, а книга будет отлично продаваться. Норрис, который связан с газетами, критиками, окажет всяческое содействие в продвижении книги, и я знаю, что он будет доволен, если фирма в конце концов опубликует книгу".

Проведя бессонную ночь, Драйзер пришел к тому же выводу, что и его друг Артур. Он написал Пейджу, что настаивает на выполнении условий соглашения. Переписка между ними продолжалась безрезультатно, пока Драйзер не возвратился в Нью-Йорк. При личной встрече с владельцами фирмы Драйзер твердо стоял на своем.

- Отлично,- заявил в заключение Фрэнк Даблдей.- Вы настаиваете на своих юридических правах, мы будем придерживаться наших... Как я вижу, человек с вашим характером будет иметь неприятности с любым издателем, с которым ему только придется иметь дело, и я буду рад, если и ноги вашей больше здесь не будет. Мы выпустим одно издание в соответствии с договором, но мы не предпримем ничего, что обычно делаем для книг, которые нам нравятся.

Итак, Драйзер настоял на своем, издатели выполнили если не дух, то букву договора - отпечатали книгу тиражом в 1250 экземпляров. Прекрасно понимая, что "реклама - двигатель торговли", издатели решили проучить строптивого автора и не организовали книге никакой рекламы. "Таким образом, "Сестра Керри", литературная беспризорница, нуждающаяся в особенно заботливом уходе, была выпущена в большой мир издателем, который ненавидел как книгу, так и ее автора" - так охарактеризовал создавшееся положение один из биографов писателя. И это отнюдь не было преувеличением. Книгу, которую никак не рекламировало даже выпустившее ее издательство, не приобретал ни один книготорговец - ни оптовый, ни розничный.

Не помогло и то, что Норрис выполнил свое обещание - разослал 127 экземпляров романа в редакции журналов и газет для рецензирования. Рецензий на роман появилось достаточно, но фирма не предприняла никаких усилий, чтобы с их помощью рекламировать книгу. Да и в своем большинстве рецензии эти были противоречивыми. Ряд газет и журналов упрекал автора в "аморальности", проповеди философии отчаяния и печали, безвкусице. "История оставляет очень неприятное впечатление",- писала о романе миннеаполисская газета "Джорнэл". Образцом подобного рода суждений может служить и концовка рецензии из газеты "Сиэтл пост-интеллидженсер":

"Философия этой книги совершенно ясна и весьма интересна. Но ее содержание, сама грязная основа, на которой развивается действие, естественно, не позволяют ей достигнуть заметной популярности. Даже антисептически чистая манера повествования г-на Драйзера не может превратить ее ни во что другое, кроме как в слишком отталкивающую историю, и вам никогда и в голову не придет порекомендовать ее прочесть кому-либо другому. И все же остается фактом, что как произведение литературы, как образец философии человеческого существования роман почти гениален".

Однако роман не дошел до широкого читателя, книготорговцами продано было всего 456 экземпляров книги. Автор получил 68 долларов и 40 центов гонорара.

Отвечая на вопрос корреспондента газеты "Нью-Йорк таймс", удовлетворен ли он приемом, оказанным его роману, Драйзер так отозвался о нападках на роман: "Критики совершенно не поняли, что я пытался выразить. Эта книга взята из жизни. Она задумывалась не как образец литературного мастерства, а как картина существующих условий и была написана так просто и выразительно, как только мог позволить английский язык".

Поначалу Драйзер пытался бороться с произволом издателей, он передает экземпляр романа фирме "Сенчюри" с предложением выкупить матрицы книги и переиздать ее. Через несколько дней секретарша в приемной фирмы возвратила ему роман со словами, что фирма даже не желает высказывать своего отношения к его предложению.

Писатель предложил издательству "Макклюр, Филлипс энд компани" новый роман и передал для прочтения его первые главы. В ответ совладелец фирмы Джон Филлипс ледяным тоном заявил, что если представленные главы романа отражают взгляды автора на литературное творчество, то ему лучше заняться чем-либо другим. Драйзер пытался заинтересовать новой книгой других издателей, но всюду натыкался на ледяной прием или просто закрытые двери. Ему недвусмысленно дали понять, что написавший "грязную" книгу автор не может рассчитывать на сочувствие американских издателей. Писателю был нанесен удар, от которого он не мог оправиться долгие годы: его второй роман вышел в свет только через одиннадцать лет.

Некоторые американские критики, в частности биограф писателя У.-А. Сванберг, утверждают, что американская публика "просто не желала" читать "Сестру Керри". Но правда заключается в другом: ей "просто не дали возможности" ознакомиться с книгой, ибо в книжные магазины страны не было разослано ни одного экземпляра романа. "Сестра Керри" фактически оказалась под запретом, и прошли долгие годы, прежде чем читающая Америка смогла по достоинству оценить это незаурядное произведение.

В чем же было дело? Почему роман вызвал такую ненависть реакционных кругов американского общества?

Ответ на этот вопрос заключается в том, что реалист Т. Драйзер, как мы уже отмечали, в своем романе показал судьбу типичной американской женщины в условиях типичного общества большого американского города. Человек и общество - вот подлинная тема "Сестры Керри". На что может рассчитывать в процветающем буржуазном обществе неискушенная, преисполненная мечтаний юности невинная девушка? - спрашивает своим романом писатель. И отвечает: ее ждут только два пути - или беспросветное, полунищенское существование Минни Гансон, всегда без лишних жалоб приспосабливающейся к тем условиям жизни, какие мог обеспечить ей неустанный труд, или тот путь к наслаждениям, который издавна называют "древнейшей профессией".

Сестра Керри решает испытать судьбу - устраивается работницей на обувную фабрику. Но "холодный, расчетливый, лишенный поэзии мир" большого города сразу показывает, что ей нечего надеяться на лучшее будущее, работая на фабрике. У нее ежедневно перед глазами стоял пример ее собственной сестры Минни - жалкое существование, при котором жизнь "ей не сулит ничего, кроме тоски". Все ее существо восстало против этой безысходной действительности, в ней не прекращалась ни на минуту "борьба между желанием и разумом".

Керри становится на другой путь - путь обеспеченной содержанки Друэ, а затем Герствуда. "...Оба они казались ей олицетворением жизненного успеха. Они были для нее носителями всего самого желанного в жизни, полномочными послами комфорта и покоя, с блестящими верительными грамотами в руках". Но как только "представленный ими мир перестал манить ее", она безжалостно вычеркнула их из своего сердца. Керри становится удачливой актрисой, но не находит счастья "среди всей мишуры и блеска, которые окружали ее... она осталась одна", мечтая "о таком счастье", какого ей "никогда не изведать".

Показав в первом романе жизнь такой, какая она есть в действительности, без всяких прикрас, Драйзер тем самым вскрыл моральное уродство буржуазного общества, показал его нравственную опустошенность. Бесхитростная жизненная история Керри потрясает непредубежденного читателя именно своей обыденностью, своей житейской простотой. С точки зрения буржуазного обывателя, Керри достигла успеха - она пользуется славой, богата. Но тем не менее читатель вместе с Керри понимает, что не в богатстве суть, что жизнь Керри прошла напрасно, что окружающее общество убило в ней человека.

Это же буржуазное общество приводит к физической смерти другого героя романа - Герствуда. Образ Герствуда, история его падения - крупная удача автора. Мы знакомимся с ним в момент, когда он преуспевает в роли управляющего чикагским баром "Фицджеральд и Мой".

"О нем говорили как о человеке преуспевающем и весьма светском... Большую часть времени Герствуд расхаживал по бару в элегантном костюме из заграничного материала, сверкая солитером на пальце и великолепной булавкой с голубым алмазом в галстуке, щеголяя изумительным жилетом непременно какого-нибудь нового фасона, массивной золотой цепью, замысловатым брелоком и часами наилучшей марки. Он знал по имени и приветствовал словами "А, здорово, старина!" сотни актеров, коммерсантов, политиков и множество всяких других людей, пользовавшихся известностью в городе, и этим отчасти объяснялись его популярность и успех".

Автор рисует образ дельца выше средней руки, человека "умного и хитрого в мелочах", который "был представителем нашего американского так называемого "высшего класса" и по жизненному уровню стоял лишь ступенью ниже денежных тузов". Конечно, в этом утверждении содержится известное преувеличение, но безусловно одно - Герствуд появляется на страницах романа как преуспевающий делец. Американские исследователи творчества Драйзера указывают, что, нарисовав образ Герствуда именно таким, писатель впервые в американской литературе воспроизвел тип "удачливого дельца". И изобразил его именно в тот момент, когда судьба готовится нанести ему первый удар и он покатится вниз. Если Керри в романе взбирается вверх по лестнице успеха, то Герствуд под ударами судьбы все время неумолимо движется вниз.

"Этот ведущий в романе образ неуправляемости судьбы,- подчеркивал Маттисен,- а надо сказать, что метания Герствуда описаны с настоящим мастерством,- становится символом всего общества, которое стремится изобразить Драйзер. Это общество, лишенное настоящего равенства людей, лишенное равновесия - в нем живут только люди, движущиеся либо вверх, либо вниз".

Постепенное скатывание Герствуда вниз начинается в тот момент, когда он берет крупную сумму денег из кассы бара, но сам он отчетливо осознает свое новое положение, лишь оказавшись в Нью-Йорке. "Какое бы положение ни занимал Герствуд в Чикаго, в Нью-Йорке он был лишь ничтожнейшей каплей в море". Но дело уже не столько в занимаемом положении, сколько в получаемых Доходах. "Впервые за многие годы в голове его мелькнула мысль, что теперь нужно быть более расчетливым даже в мелких расходах. И мысль эта была весьма неприятна".

Вместе с тем Керри только после приезда в Нью-Йорк "начала высказывать собственные мнения".

Однажды начав катиться вниз, Герствуд уже не может ничего изменить в своей судьбе. Совершенно одинокий в Нью-Йорке, "отрезанный от друзей, лишившийся не только своего скромного состояния, но и имени, вынужденный заново начать борьбу за существование, Герствуд с особенной остротой отдавал себе во всем этом отчет". Подлинный трагизм Герствуда в том, что, лишившись источников дохода, финансовой независимости, он перестает интересовать всех, даже наиболее близкого ему человека - Керри, ради которой он, собственно, и рисковал своим будущим. Писатель с подлинным мастерством рисует картину безжалостной американской действительности: всех интересовал Герствуд - управляющий баром, попросту говоря, Герствуд - денежный мешок, и никого не интересует Герствуд - человек, личность, оказавшаяся в беде. Брошенный Керри, без заработков и без жилья Герствуд нищенствует, перебивается подаянием, скитается из ночлежки в ночлежку. "Контраст, создаваемый чередованием сцен в заключительных главах,- утверждает Маттисен,- самая удачная композиционная находка Драйзера. Эти главы содержат и одну из лучших в американской прозе картин нищеты, анализ ее природы".

Читая созданные не только с доскональным знанием жизни, но и с подлинным блеском описания последних дней Герствуда, понимаешь, что нищета является такой же неотъемлемой стороной "американского образа жизни", как и богатство, что в США это явление не частное, личное, определяемое только неудачливостью или серьезными пороками отдельно взятого индивидуума, но явление социальное, так же присущее именно этому образу жизни, как и неудержимое стремление к материальным благам. Общество, в котором единственным идолом стал "золотой телец", не желает интересоваться судьбой тех, кто по разным причинам опускается на жизненное дно. И предоставленные самим себе, люди эти - у каждого из них под рубищем нищего бьется человеческое сердце - мечутся, словно птицы в клетке, в поисках выхода, но не находят его. Одни погибают от голода и холода, другие сами, как Герствуд, производят расчеты с жизнью. Изобразив, по выражению Маттисена, "замкнувшуюся в себе и умеющую все вынести человечность Герствуда", писатель создал типический образ, ставший одним "из тех больших достижений Драйзера, которые явились вкладом в американскую литературу".

В этом сила первого романа Драйзера, его социальная заостренность. Именно поэтому он долгие годы оставался под запретом в Америке, поэтому американская критика пыталась и пытается принизить его достоинства, низвести его до образца "натуралистического романа".

Американская действительность, какой ее увидел Драйзер в "Сестре Керри", была настолько правдивой и неприглядной, настолько отталкивающей, вызывала столько вопросов, что книга, по утверждению одного из американских критиков, была попросту "лишена света и воздуха и оставлена умирать" в подвалах типографии, а ее автор был лишен возможности работать над новым произведением.

"Сестра Керри" - не только первое крупное художественное произведение Драйзера, но и своеобразный этап в развитии его жизненной философии, серьезная веха на пути его философских исканий. Керри становится жертвой стремления добиться успеха, жертвой американской мечты о богатстве и славе. Она "достигла того, что вначале казалось ей целью жизни или, по крайней мере, венцом человеческих желаний", однако счастья она так и не нашла. Одиночество Керри на вершине ее успеха не могло не заставить задуматься многих читателей над тем, так ли уж привлекательна "американская мечта" о богатстве и роскоши, не пропадают ли даром те огромные усилия, которые тратятся для их достижения.

В первом романе Драйзер не дает ответа на вопрос: "Где же выход из создавшегося положения?" Он лишь недвусмысленно показывает, что всеобщее стремление к успеху, как его понимает средний американец, не может принести человеку подлинного счастья. Драма Керри заключается в том, что внешний успех не дает ей внутреннего удовлетворения, не позволяет ей найти простое человеческое счастье. Каждая новая ступенька на пути вверх отнимает у Керри друзей, лишает ее душевности и простоты. "Американская мечта" приводит ее к одиночеству духовной опустошенности. Такое раскрытие темы противоречило всей укоренившейся в стране системе взглядов явилось прямым вызовом общепринятой буржуазной орали. В этом еще одно из достоинств романа, показавшего, что истинная трагедия американского гражданина заключается в неудержимом стремлении к богатству и славе и что в погоне за этим богатством и славой он неизбежно создает предпосылки своего нравственного падения. Драма Керри является драмой самого буржуазного общества - таков вывод, к которому подводит читателя автор.