Глава 9. Против течения

Нападки доморощенных моралистов типа Самнера, обнаружившаяся недоброжелательность Менкена, другие житейские невзгоды все же не смогли сломить Драйзера, он продолжает упорно трудиться. Так как цензоры, по свидетельству У. Сванберга, нанесли сокрушительный удар по жанру, в котором он был наиболее силен, писатель вынужден обратиться к рассказу и публицистике. Начав свою литературную деятельность как автор рассказов, Драйзер неоднократно возвращался к этому жанру в течение всего своего творческого пути. Однако, к своему удивлению, Драйзер теперь обнаруживает, что журналы под тем или иным предлогом отвергают его рассказы один за другим. Многие редакторы, оценивая их как "захватывающие и впечатляющие", тем не менее отказывались печатать, ибо владельцы журналов требовали "более радостных и менее душераздирающих" историй.

Нужно было придерживаться твердых принципов и иметь немалую силу воли, чтобы в подобных условиях продолжать работать, не поддаваясь примеру тех писателей, которые с необыкновенной легкостью "выдавали" легкие развлекательные вещи, нравившиеся обывателям.

Драйзер продолжал твердо идти по выбранному пути. Из-под его пера одна за другой выходили замечательные короткие жизненные истории, на их страницах радовались и страдали простые люди, заботами и думами которых жил и сам писатель. Рассказы Драйзера отличаются один от другого и стилем, и манерой повествования. Есть среди них остросюжетные истории, рассказы-зарисовки, психологические портреты, трагические новеллы, житейские будничные рассказы. Но их объединяет одно - показ судьбы простых людей в капиталистической Америке, они проникнуты подлинной любовью к человеку и его делу.

В июне 1917 года Драйзер уезжает на месяц на ферму в штате Мериленд. Там он работает над вторым томом автобиографии. Возвратившись во второй половине июля в Нью-Йорк, он с радостью узнает, что журнал "Сатэрдей ивнинг пост" принял к печати его рассказ "Святой Колумб и река", а журнал "Космополитен" - "Вторую попытку".

Вскоре писателя посетил высокий бледный человек с приятной улыбкой - Хорэс Ливрайт. Вместе с Альбертом Бони он организовал новое издательство "Бони энд Ливрайт" и предложил взять на себя издание всех произведений Драйзера. Они предполагали начать с переиздания "Сестры Керри" и готовы были вступить в борьбу за отмену запрета "Гения". Хорэс Ливрайт был тем издателем, который в 1919 году выпустил в свет первое издание знаменитой книги Джона Рида "Десять дней, которые потрясли мир".

Предложение было как нельзя более кстати. К этому времени права на издание различных произведений Драйзера имели три издательства - "Харперс", "Сенчюри" и "Лейн". Каждое из них исходило из своих собственных интересов и меньше всего заботилось об интересах автора.

Передача всех прав одному издателю облегчила бы положение писателя, предоставив ему больший контроль за изданием своих произведений. Была еще одна причина, по которой предложение Ливрайта пришлось по душе Драйзеру. В этот период достигнувшие определенного положения писатели издавали полные собрания своих сочинений. Хотя тома распространялись в основном через сеть розничных магазинов, они были одинаково оформлены, и желающие могли сразу приобрести весь комплект. Драйзер давно подумывал о таком издании, но, имея дело с тремя фирмами, осуществить его было практически невозможно.

К тому же нынешние издатели Драйзера недостаточно рекламировали его книги. Он за свой собственный счет отпечатал 5 тысяч рекламных листовок и рассылал их по всей стране. Все эти соображения говорили в пользу нового издательства, но, наученный прошлым опытом, писатель не торопился с решением. Для начала он дал согласие на переиздание "Сестры Керри", решив посмотреть на Бони и Ливрайта в деле.

Осенью 1917 года из печати вышел сборник критических статей Менкена "Книга предисловий", в которой большая статья была посвящена творчеству Драйзера. Фактически это был первый серьезный критический разбор всего его творчества в целом, к тому же написанный, как казалось, сочувствующим и дружелюбно настроенным критиком. И действительно, Менкен отдавал должное таланту Драйзера, не оставляя камня на камне от филистерских нападок пуритан, разоблачал заговор молчания, которым пыталась окружить труды Драйзера так называемая академическая критика. Одновременно Менкен не обошелся и без резких нападок на писателя, притом не всегда справедливых. "Одна половина мозга этого человека, если можно так выразиться, воюет с другой. Он - интеллигентный, глубокомысленный, благоразумный художник, но наступают моменты, когда на него находит какая-то глухота, и он снова превращается в крестьянина из штата Индиана, нелепо гнусавящего по поводу каких-то глупых сентиментальностей, сочувственно выслушивающего шаманские и знахарские истории..." Наиболее резкой критике Менкена подвергся роман "Гений", который он назвал "бесконечным испусканием тривиальностей". Книга эта, утверждал он, каким-то образом напоминает о "передовом" мышлении обитателей Гринвич-Вилледж".

Драйзер в эти годы действительно продолжает бывать на различных встречах радикально настроенной молодежи в Либеральном клубе Гринвич-Вилледж, в его ресторанах и кафе. Несмотря на занятость литературной работой, на многочисленные хлопоты, вызванные нападками Самнера и его сторонников, Драйзер не погряз в личных делах, он внимательно следил за всем происходящим в мире, остро реагировал на многие и внешнеполитические и внутриполитические события, хотя, конечно, бурный темперамент иногда заводил его слишком далеко. Так было, когда Драйзер под влиянием момента написал статью "Американский идеализм и немецкое пугало", в которой не всегда справедливо оценивал действия англичан и немцев в первой мировой войне. Статью эту не принял к печати ни один американский журнал, и она так и осталась в архивах писателя.

Великая Октябрьская социалистическая революция сразу же привлекла внимание Драйзера и многих его друзей. Сообщения из далекой России с большим интересом обсуждались в Гринвич-Вилледж. "Десять дней, которые потрясли мир", потрясли и Драйзера. Многие видели в русской революции новую надежду для всего человечества, не один из обитателей Гринвич-Вилледж заявлял о своей готовности немедленно отправиться в Россию, где уже с лета 1917 года находился хорошо знакомый многим участникам этих дискуссий Джон Рид.

Драйзер в тот период был вместе с теми, кто сочувствовал борьбе российского пролетариата за свободу и новое переустройство общества. Он был противником империалистической бойни и вместе со своими единомышленниками пытался сделать свои идеи достоянием масс через журнал "Севен артс". "И пока монополии не будут сметены с лица земли,- писал он впоследствии в статье "Чему научила меня мировая война?",- пока массы не будут должным образом вознаграждаться за свой труд, пока так называемые "высшие классы" не сольются с народом в качестве простых рабочих, я не поверю, чтобы великая война дала миру что-то хорошее - за исключением нового строя в России, на которую по-прежнему с надеждой смотрит человечество!"

В другой статье, "Торжество марксизма", Теодор Драйзер писал: "Я особенно благодарен советской революции за то, что она впервые остро поставила в мировом масштабе вопрос об имущих и неимущих. Советский Союз в 1917 году начал великий поход в защиту неимущих. В этом мировое значение и торжество марксизма". И писатель сам также включается в этот "великий поход в защиту неимущих", поход, в котором он участвовал до самых последних дней своей жизни.

Впоследствии, отвечая на вопрос о том, как повлияла Октябрьская революция на его образ мышления и характер творческой работы, Драйзер писал: "На мировой арене появилась нация, обоснованно утверждающая: наша система даст не собственнику капитала, а его производителю справедливо и удобно устроенную жизнь и все блага, которые способны изобрести гений, искусство, наука и силы человеческого разума. Этот светоч неизбежно стал не только маяком для России, но и могучим прожектором, безжалостно вскрывающим и разоблачающим махинации, лживость, конфликты, порожденные жадностью, темные предрассудки и мусор капиталистической системы. К этому учению, к этому светочу я обращал свой взор и находил поддержку и вдохновение для творческой работы".

В это время Менкен резко и несправедливо критиковал последний труд писателя.

Конечно, Драйзера не могли не задеть весьма бесцеремонные суждения Менкена, которого он долгие годы считал своим близким другом, одним из немногих, кто по-настоящему понимал его и как писателя, и как человека. На несколько месяцев переписка между Драйзером и Менкеном прервалась. Бывая в Нью-Йорке, Менкен не встречался с Драйзером. Издатель Бен Хьюбеш, хорошо знавший обоих, предложил Драйзеру свои услуги с целью помирить их. "Вы очень любезны, пытаясь сгладить видимые разногласия между мной и Менкеном, и я высоко ценю это,- писал Хьюбешу 10 марта 1918 года Драйзер.- В то же время я бы хотел рассеять заблуждение о том, будто между нами имеет место личная ссора. Менкен и я, насколько мне известно, находимся лично в самых лучших отношениях... Где мы расходимся, так это лишь в том, что касается моей работы (и здесь не примешивается ничего личного). Его глубокое восхищение, похоже, вызывают только "Сестра Керри" и "Дженни Герхардт", произведения, которые мне представляются образцами привычного традиционного жанра. Что же касается "Гения", "Руки гончара", "Смеющегося глаза", "Жизни, искусства и Америки", представляющих более новое течение, то их он, видимо, ни во что не ставит. Я полагаю, что в грядущие годы он жестоко и сознательно будет атаковать меня за методы, отличные от его и, на мой непросвещенный взгляд, находящиеся несколько выше его теперешних интеллектуальных настроений и вкусов... Возможно, что мой стиль изменится или изменится его точка зрения. Я бы хотел, чтобы все было по-иному, но меня, вероятно,- во всяком случае, сейчас - впереди ждет только напряженная работа в направлении, не совпадающем с общепринятыми нормами".

Именно в это время Драйзер работал над публицистической книгой "Бей, барабан!", продолжая писать рассказы, несмотря на то, что журналы возвращали их один за другим. Десять журналов отвергли рассказ "Цепи". "Это одна из лучших вещей, созданных вами,- писал Драйзеру редактор журнала "Космополитен" Дуглас Доти.- Я только опасаюсь, что она... покажется крайне неудовлетворительной рядовому читателю". Артур Вэнс из журнала "Пикчерел ревью" также признавал, что рассказ "Цепи" - "действительно прекрасная зарисовка", но возвращал его автору, так как их журнал предпочитал, чтобы в рассказах было "немного перца, но не слишком много".

Девять журналов отвергли рассказ "Рука", шесть - "Старый Рогаум и его Тереза". Список этот можно продолжить. Американские исследователи подсчитали, что только в 1918 году рассказы и статьи Драйзера отвергались различными американскими журналами не менее 76 раз. И хотя такая обстановка отнюдь не способствовала активной творческой деятельности, писатель упорно трудился над новыми произведениями.

В мае 1918 года Драйзер посылает Менкену одноактную пьесу "Фантасмагория" с коротким сопроводительным письмом, прервав тем самым свое семимесячное молчание. Менкен ответил вежливым письмом, похвалив пьесу. И хотя пьеса так и не была напечатана в журнале "Смарт сет", регулярная переписка между Драйзером и Менкеном снова возобновилась.

После того как издательство "Бони энд Ливрайт" выпустило в свет новое, шестое по счету, издание "Сестры Керри", Драйзер передал им свой первый сборник рассказов. Полученную корректуру книги он так сильно исправил, что Ливрайт просил его в письме: "Ради бога, не присылайте нам так много исправлений... Вы практически переписали всю книгу". Но Драйзер привык уже к подобным жалобам издателей на большую авторскую правку корректорских оттисков, и, хотя это обходилось ему недешево, он все же до последнего момента стремился что-то улучшить в своих произведениях.

В начале осени на полках книжных магазинов появилась новая книга Драйзера "Освобождение" и другие рассказы". Собранные в ней одиннадцать рассказов были написаны в разные годы. Многие из них автобиографичны.

В рассказах "Репортаж о репортаже", "Негр Джеф", "Западня" писатель мастерски показывает неприглядные стороны повседневной жизни американцев - жестокую конкуренцию и борьбу за существование, расовую ненависть, продажность власть имущих. Запоминается остросюжетный рассказ "Западня", герой которого Грегори "занят поисками и обоснованием фактов, вскрывающих преступность городского управления". Он стремится "любой ценой", свалить "мэра и его клику". "Грегори знал, что, если это произойдет, он не останется в накладе. В то же время он искренне верил в необходимость того, что делал. Городом управляли преступники. Разыскать упрятанные в воду концы и выставить их для обозрения оскорбленных и возмущенных граждан - что может быть важнее и благороднее!"

Автор с большим знанием американских нравов описывает все перипетии развернувшейся борьбы, в которой никакие средства не были запретными - ни попытки убийства, ни шантаж, ни подкуп. Грегори в конце концов терпит поражение, мэр и его сторонники сумели-таки обмануть его. Подобный конец - зло торжествует, а добро терпит поражение - противоречил основным положениям "традиции жеманности" в американской литературе и являлся смелым вызовом всем тем, кто утверждал о превосходстве "американского образа жизни". Такой исход рассказанных событий отражал истинное положение дел во многих городах и селениях страны; американские граждане и сами понимали, что преимущества находятся не на стороне тех, кто прав и честен, а принадлежат сильным мира сего.

Поражение Германии и окончание первой мировой войны заставляют писателя задуматься над многими проблемами американской действительности. "Потребовался мировой взрыв,- писал он,- чтобы разбить скорлупу невежественной самонадеянности, которая покрывала среднего американца с головы до пят". Узнав о готовящейся интервенции против Советской России, Драйзер посылает телеграмму протеста сенатору Х. Джонсону. Подобная позиция писателя не только свидетельствует о том глубоком интересе, с которым он следил за всем происходящим в мире, но и подтверждает его стремление принять личное активное участие в текущих событиях, попытаться оказать воздействие на их исход. Такой подход к жизни и своей роли в ней требовал честного и определенного отношения ко многим общественным явлениям, накладывал на писателя новую ответственность.

В конце марта 1919 года издательство "Бонн энд Ливрайт" выпустило в свет новый сборник произведений Драйзера "Двенадцать мужчин". "Этой весной,- писал Драйзер 3 февраля 1919 года Менкену,- после долгих раздумий я издаю "Двенадцать мужчин", книгу характеров - почти романов по своему существу. Это единственная для меня возможность использовать огромный материал, который иначе будет беспокоить меня, ибо я не могу потратить достаточно времени, чтобы весь этот материал превратить в романы. Для меня - это одна из наилучших моих вещей, семь из этих историй были созданы в течение последних десяти месяцев... Что же касается возможностей заработка, то, если бы я рассчитывал все это время только на мои романы, я бы уже умер с голоду".

По форме своей эти произведения тяготеют к рассказу и повести, однако сам автор назвал их просто "историями". В каждой из этих историй легко можно увидеть черты и журнального очерка, и автобиографической зарисовки, и беллетристики. Вместе с тем каждой истории присущи те качества, которые, по мнению Маттисена, олицетворяют "глубочайшие достоинства" прозы Драйзера: это "глубокое сочувствие бедам других; жизнь во всей своей беспощадной унизительности и бедности; неудовлетворенные мечты простых людей; их тяжкий труд; все, что они вынуждены выносить,- гнусный обман, проклятия, грубость - и все, чего они никогда не достигнут; их голод, жажду, неясные мечты об удовольствиях; их безумное бормотание и унылую покорность в конце".

Герои его историй - живые, реально существовавшие люди. Одних он встречал еще в детстве (семейный врач), с другими познакомился во время работы в газетах и журналах (Питер, В. Л. З.), третьих наблюдал во время поездок по стране (рыбак из штата Коннектикут), четвертые помогли ему в тяжелые дни болезни (мастер-ирландец Рурк, хозяин санатория Калхейн). Подобная документальность позволяет автору выписать мелкие детали, которые практически часто являются жизненными фактами, но эта фактографичность не мешает писателю, по словам Линкольна Стеффенса, создать общее впечатление какой-то неопределенности" и "анонимности", иными словами, писатель, сохранив жизненную достоверность своих историй, достигает в них подлинной обобщенности, типичности образов.

В эти годы в Соединенных Штатах большим успехом пользовались романы другого писателя - выходца из штата Индиана Бута Таркингтона. Нарисованные им идиллические картины были весьма далеки от реальной действительности, полностью соответствовали "традициям жеманности". Критик и историк литературы Вернон Луис Паррингтон отмечал, что книгам Таркингтона присуща несерьезная и в какой-то мере слащавая философия" и что х автор является всего лишь поставщиком "легкого чтения ля буржуазной Америки".

Романы, рассказы и жизненные истории Драйзера не только резко отличались от произведений Таркингтона и других апологетов "традиции жеманности", но они были новым явлением во всей американской литературе, являясь, по существу, яркими образцами критического реализма в литературе США. "От увлечения наводящей тоску слащавостью, которая, как он знал, была основной приметой литературной продукции его родного штата, Драйзера уберегли постепенно накапливавшиеся факты собственной жизни, начиная с самого рождения,- такое объяснение различию между творческим методом Драйзера и Таркингтона дает выдающийся американский критик и исследователь литературы Френсис Отто Маттисен в книге "Теодор Драйзер".- Он не мог стать Таркингтоном, даже если бы попытался сделать это. Он никогда не мог бы научиться тому умению легко скользить по поверхности, которым Таркингтон владел еще со студенческой скамьи в Принстоне. Сын эмигранта, живший в крайне неблагоприятных условиях, Драйзер преодолел "традиции жеманности" отнюдь не осознанно, не намеренно, а потому, что он черпал из запаса жизненных наблюдений, которые находились не сферы благоденствующих и легко шагающих по жизни людей, и этот опыт составил твердую основу для всего последующего течения его мысли..."

Жизненные истории, рассказанные писателем в "Двенадцати мужчинах", являются прекрасным подтверждением этих мыслей. Это рассказы о самобытных характерах людей с различным подходом к жизни, философские и в то же время проникнутые живым темпераментом автора. Писатель присутствует в каждой из этих историй, кратко сообщая обстоятельства своего знакомства с героем, но он всегда уходит на задний план, в тень, оставаясь как бы непредубежденным наблюдателем, бесстрастным рассказчиком. В беседе с Уильямом Ленджелом писатель так охарактеризовал цель, которую он преследовал, создавая эти истории: "Любая человеческая жизнь чрезвычайно интересна. Допустим, что какой-то человек имеет идеалы, борьба и попытка осуществить эти идеалы, путь, проделанный этим человеком, поражение, успех, причины его личного поражения, его личного успеха...- все это именно то, о чем я хотел написать..."

Пять из историй увидели свет на страницах журналов еще в самом начале века ("Истинный патриарх", "Калхейн, человек основательный", "Мэр и его избиратели", "Человек слова", "В. Л. З."), другие публиковались позднее ("Могучий Рурк", "Деревенский доктор"), третьи впервые были напечатаны в сборнике ("Мой брат Поль", "Питер" и другие).

Вот один из героев историй - человек активного действия Калхейн, хозяин фешенебельного санатория в округе Уэстчестер штата Нью-Йорк. Прототипом для этого образа послужил некто Малдун, владелец того самого санатория, в котором лечился Драйзер весной 1903 года от нервной депрессии. Грубый, даже жестокий Калхейн лечит богатых пациентов, в основном алкоголиков, не только диетой и строжайшим режимом, но и своими резкими речами, обращением, в котором явно проскальзывает насмешка и жестокая ирония.

Калхейн - бывший спортсмен, хорошо знакомый "с суровой, неприкрашенной действительностью", он видит жизнь с изнанки и не обольщается ею: всю ее жестокость он узнал на собственной шкуре. И это знание самых темных сторон жизни позволяет ему делать свое дело более успешно, чем "церковь и все те, кто поддерживает ее начинания... Они всячески стараются исправить мир, но они так погружены в самих себя и свои догмы, так скованы своим произвольным и узким пониманием добра и зла, что большая часть общества остается вне поля их зрения, в лучшем случае они бросают на таких людей взгляд издалека. А издалека влиять на людей нельзя".

О судьбах людей творческого труда, людей искусства повествуют истории "Мой брат Поль" и "В. Л. З.". В центре первой - жизнь талантливого певца и композитора, брата писателя Поля Дрессера. История эта в свое время привлекла к себе широкое внимание читающей публики и потому, что в тот период многие еще помнили самого Поля, потому, что она наиболее автобиографична.

"Иной раз жизнь одного человека может послужить яркой и выразительной иллюстрацией к целой эпохе",- утверждает писатель в рассказе "Суета сует", сказал Эклезиаст". В центре его - история взлета и падения некоего, "типичного архимиллионера того времени, фигуры яркой и даже кричащей".

И на этот раз в основу произведения легла судьба человека, которого писатель знал лично. Прототип героя, Джозеф Г. Робин, разбогатев, хотел построить трамвайную линию в нью-йоркском районе Бруклин, но был засажен тюрьму своими более удачливыми соперниками. Потеряв се свое состояние, он занялся сочинительством, написал трагедию в стихах "Гай Гракх", которая вышла в свет 1920 году с предисловием Драйзера.

Писатель беспристрастно рассказывает об этой "экзотической, изнеженной и чисто языческой натуре", человеке без принципов и морали, для которого окружающие го люди были "только игрушками, нарядным оперением, своего рода скоморохами". Он предавался "богемным или экзотическим развлечениям", пока более сильные соперники не разорили его и не превратили в "жалкий обломок крушения". Погоня за богатством - всего лишь "суета сует", и она не стоит потраченных на нее сил. К такой мысли подводит автор читателей. По своему содержанию история эта предваряет тот вывод, который более полно будет высказан в последнем произведении Драйзера - завершающем "Трилогию желания" романе "Стоик".

Идеалист, борец-одиночка Чарли Поттер - герой истории "Человек слова" - сродни другому герою книги - мэру из завершающего сборник рассказа "Мэр и его избиратели". Выросший среди рабочих, сам рабочий на обувной фабрике, герой повествования организует клуб "для изучения и пропаганды социалистических идей". Небольшой городок в штате Массачусетс ничем не отличался от других подобных городов Новой Англии с их "пуританской, непримиримой, узколобой и эгоистической психологией". И тем не менее в 1899 году он был избран мэром города и начал борьбу против засилья и махинаций крупных компаний. Конечно, ему не удалось долго удержаться у власти, но он отнюдь не был обескуражен таким поворотом событий. "...Думается мне,- говорит бывший мэр,- придет время, появится человек, который сумеет дать людям то, что им действительно нужно, то, что они должны иметь, и он победит. Не знаю, конечно, но надеюсь, что так и будет. Ведь жизнь идет вперед".

Жизнь, действительно, двигалась вперед, хотя и не всегда в том направлении, как того хотелось бы писателю. Критики хвалили его новую книгу, но гонорары не поступали, и жить было не на что. В довершение всех бед 11 мая 1919 года писатель попал под автомобиль, у него оказались сломаны два ребра, разбита голова, он получил сильные ушибы, несколько недель его правая рука не работала. Оправившись после этого несчастного случая, он едет в городок Хантингтон погостить у своей бывшей учительницы Мей Калверт. Но и в ней он не находит единомышленника, с годами она превратилась в ограниченную обывательницу, которая рьяно поддерживала действия Самнера. "Я никогда не подвергала сомнению правдивость ваших книг,- писала она в одном из писем своему бывшему ученику,- но мы наблюдаем так много трагедий в повседневной жизни - так почему бы не дать нам для чтения приятные идеалистические произведения".

Однако писатель не стеснялся своих взглядов. В интервью с представителями местной прессы он высказался за правительственный контроль над предприятиями общественного пользования, объявил "пустым мифом" утверждения о том, что каждый может стать Рокфеллером, заявил, что "денежный класс" контролирует всех и вся настолько, что каждого человека с оригинальным мышлением бросают в тюрьму "как большевика". "Чтобы простой человек взобрался вверх по лестнице жизни, он должен соглашаться с сильными мира сего, в противном случае в мире бизнеса его предадут остракизму".

После недельного пребывания в Хантингтоне писатель отправляется в Индианаполис для встречи с Джоном Максвеллом, своим первым наставником на ниве журналистики - именно он помог Драйзеру получить когда-то место в газете и обучил его основам репортерского ремесла. Посещение Драйзером столицы родного штата прошло практически не замеченным широкой публикой, если не считать интервью с ним, опубликованного (не без помощи Максвелла) в газете "Индианаполис стар".

Нью-Йорк встретил писателя обычной для лета жарой, Драйзер сразу же погрузился в многочисленные хлопоты: продолжал работу над сборником "Бей, барабан!", вел переговоры с издателями, тщетно пытался заработать деньги, продав оригиналы двух своих романов. "Как я слышал, Драйзер находится в чертовски тяжелом положении,- писал в августе 1919 года Менкен.- Его "Двенадцать мужчин" расходятся недостаточно быстро, чтобы он юг жить на доход от их продажи, и у него нет никаких других средств к существованию".