Глава 15. Рука об руку с прогрессом

Драйзер много размышлял о судьбах творческой интеллигенции, о ее вкладе в развитие человечества, о роли писателя в обществе. К началу и середине 30-х годов относятся его важные выступления по этим проблемам. Как известно, в истории американской литературы период этот получил название "красных тридцатых". Прогрессивные силы творческой интеллигенции страны в октябре 1929 года создали первые клубы Джона Рида, которые фактически являлись организацией писателей, стоявших на позициях пролетариата. В задачу клубов входило "выяснить принципы и задачи революционного искусства и литературы, пропагандировать их и практиковать". В 1934 году, когда состоялась вторая национальная конференция Федерации клубов Джона Рида, в их рядах насчитывалось около 1200 человек. В 1935 году многие члены клубов Джона Рида вошли во вновь организованную Лигу американских писателей, в работе которой Драйзер принимал активное участие, хотя и не являлся формально ее членом.

Поэтому его размышления о месте и роли писателя в современном обществе основывались не только на хорошем знании истории американской литературы и собственном богатом опыте, но и на фактах литературной борьбы последних лет, борьбы, в которой он бескомпромиссно стоял на стороне "миллионов рабочих всего мира". Об одной из таких статей - "Великий американский роман" - мы уже говорили в связи с работой писателя в журнале "Америкэн спектейтер". Остановимся здесь только на тех ее аспектах, которые касаются оценки произведений современной ему американской литературы. Драйзер понимал, что искусство питается жизнью, что важно "не дать засориться жизненным каналам, связующим искусство и общество". И произведения американской литературы он рассматривает прежде всего с точки зрения их соответствия жизненной правде. Своими книгами он подтвердил мысль о том, что задача подлинного писателя-реалиста заключается не в "зеркальном" отображении действительности, а в показе закономерностей жизни, сущности жизненных явлений.

Драйзер исходит именно из этой позиции, когда рассматривает американскую литературу. Об американском романе он говорит и "как человек, и как представитель современного реализма". Он отмечает "узкий... подход к описываемым событиям" Джеймса и говорит об отсутствии "социальных характеристик" у героев Хоуэлса, о приторной сладости романов Бута Таркингтона, называет "псевдореалистические литературные детища", обязанные своим появлением Г. Менкену. Вместе с тем оп обращает внимание на книги, принадлежащие перу, по его мнению, "настоящих и никем не воспетых реалистов". К их числу он относит "Джунгли" Э. Синклера, рассказы Ш. Андерсона, "Главную улицу" С. Льюиса, "Прощай, оружие!" Э. Хемингуэя, "Манхаттан" Дж. Дос Пассоса и некоторые другие.

Конечно, не со всеми оценками Драйзера можно безоговорочно согласиться, кое-какие его суждения явно появились на свет в пылу полемического задора, другие продиктованы условиями данного момента. Так, мы не можем согласиться с тем, что Драйзер в этой статье относит к "веренице псевдореалистов" таких мастеров прозы, как Джек Лондон и О. Генри. Но тем не менее суждения Драйзера о современной ему американской литературе свидетельствуют о глубоком понимании им литературного процесса, об умении выделить из огромного потока книг самое лучшее, то, что впоследствии действительно выдержало трудную проверку - проверку временем.

Летом 1933 года в московском журнале "Интернациональная литература" была опубликована статья Драйзера "Обращение к художнику". В Соединенных Штатах статья аналогичного содержания появилась на страницах радикального журнала "Коммон сэнс" осенью под заглавием "Вызов людям творческого труда". Исследователь творчества писателя И. Анисимов отмечал, что в ней Драйзер развертывает целостную программу прогрессивной литературы в США.

Еще в опубликованной 1 августа статье "Мухи и саранча" Драйзер заявил о том, что "творческая мысль, открытия, изобретения призваны укреплять и улучшать духовное, физическое и социальное положение и благосостояние человечества" в целом, а не только "биржевых маклеров и посредников самой захудалой в умственном и нравственном отношениях породы", не только "банкиров, спекулянтов и промышленников и их акционеров, судей, адвокатов и чиновников... Все достижения изобретательской мысли во всех ее формах идут на пользу миллионеру, а не рабочему". Погоне за прибылью автор противопоставляет духовный энтузиазм и любознательность, выступает в поддержку вековой борьбы "человека за создание организованного современного общества, в центре которого будет стоять он сам,- общества, которое предоставит каждому человеку возможность работать и жить". Статья эта была в декабре 1933 года перепечатана журналом "Коммон сэнс" под новым заглавием - "Погоня за прибылью - воровство" - и явилась как бы продолжением статьи "Вызов людям творческого труда".

"Обращение к художнику" (здесь и далее мы будем цитировать этот вариант статьи) - это прежде всего страстный призыв к собратьям по искусству, ко всем людям творческого труда "объединиться с массами в их борьбе против одного класса, за установление лучшего и более справедливого строя". Положение интеллигенции в американском обществе, говорит писатель, мало чем отличается от положения "наемных и всегда плохо оплачиваемых" обычных служащих. "И таково было положение интеллигенции во все исторические времена, несмотря на все хваленое благородство ее патронов и меценатов". Писатель вынужден с сожалением констатировать, что "возрастающее количество" американских деятелей умственного труда "все больше и больше отходит от масс, переставая сознавать их социальное значение, вырабатывавшееся так медленно и с таким трудом, а ведь от этого,- подчеркивает Драйзер,- целиком зависят формы устройства и богатство современной общественной жизни, столь важные для каждого отдельного индивидуума".

Писатель ставит перед американской и мировой интеллигенцией важный вопрос самой творческой судьбы художника - вопрос о необходимости неразрывной связи с широкими трудящимися массами, этими "щедрыми и до сих пор почти непризнанными друзьями и утешителями мыслителя, поэта, всякого творца вообще".

"Как могли бы существовать теперь или в какую-либо другую эпоху интеллигент, эстет, мыслитель, поэт, драматург, ученый, философ, изобретатель, если бы не существовало масс, массовой собственности и труда, столь грубо эксплуатируемых и расхищаемых классовым эгоизмом? Как могли бы они существовать? Что бы они сами на этот счет ни думали, они могут и могли существовать не по милости самозваных владык любых времен и народов, а только благодаря труду миллионных масс на дне общества".

Писатель обращает внимание интеллигенции на то, что "только от масс (с их великой, настойчивой потребностью жить и окружать себя разумным миром и довольством) может исходить создание реальных экономических ресурсов, а также умственные и художественные запросы по отношению к тому, что могут предложить миру мыслители, изобретатели, ученые, интеллигенция и гении". Драйзер призывает современных художников, творцов и мыслителей "повернуться к массам, включиться в их борьбу за развитие красоты, мысли и искусства вообще... Ибо не только ваши экономические, но и ваши социальные и художественные мечты совпадают с мечтами миллионов рабочих всего мира... Включайтесь теперь же в ряды борцов. Пишите, выступайте, боритесь за тех и вместе с теми, чье будущее есть ваше будущее. Прогресс развивается в этом направлении. А рука об руку с прогрессом идет искусство".

Статья эта была подлинным криком изболевшейся души художника, она давала прямой и недвусмысленный ответ на вопрос о позиции крупнейшего американского прозаика в те годы, когда вся интеллигенция земного шара отвечала на знаменитый, набатный вопрос Максима Горького: "С кем вы, мастера культуры?" Но Драйзер своей статьей не только отвечал на этот вопрос, он призывал других последовать его примеру и открыто выступить от лица "тех масс, из которых вы вышли и к которым вы принадлежите в действительности...".

В начале лета 1934 года Драйзер дал интервью нью-йоркскому корреспонденту газеты "Правда". В нем он снова вернулся к положению в американской литературе, подчеркнул резкое несоответствие между потерпевшим аварию кораблем капитализма и картиной создавшегося положения, открывающейся со страниц книг, литературных журналов и прессы. "Литература в общем на кризис не отозвалась,- говорил писатель.- Страдания масс в "большой литературе" не получили отражения... Если упоминается то или иное явление, то поверхностно и мимоходом, без связи с целым. Воображаю, что сделали бы с нашим современным общественным материалом Диккенс или Достоевский..."

Причины создавшегося положения для Драйзера абсолютно ясны: "Живуча романтика наживы. Голливуд своей мертвой хваткой держит не только кинематографию, но и всю литературу. Идеал: человек, который никогда не работает". А какой горечью проникнуты слова писателя о том застое, который какое-то время наблюдался в литературной жизни: "Американская литература спит глубоким сном. Гром кризиса ее не разбудил. Приблизительно в таком же положении, как я, находятся Шервуд Андерсон и еще несколько писателей, обладающих не только стажем, но и общественным, политическим сознанием. Мы - ничтожнейшее меньшинство среди огромного количества писателей, угодливо разрабатывающих образы преуспевающих бизнесменов".

Читающие эти строки понимали, что дело не в выборе объекта изображения, а в подходе, в творческой манере писателя, в типичности изображаемого. Драйзер в своем творчестве также неоднократно обращался к образам преуспевающих бизнесменов. Но в отличие от литературных поденщиков, обслуживающих класс капиталистов, он поднялся до изображения типического в американской жизни, мастерски нарисовал обобщенный образ современного ему капиталиста.

Говоря об американской критике, Драйзер отметил ее существенные недостатки и в заключение добавил: "Нам нужен критик, который сумел бы сорвать маску с нашей современной литературы. Двадцать лет назад для своего времени это сделал Менкен. Он - фаталист и реакционер, во он послужил на пользу американской литературе, сорвав с нее маску слащавости, патоки".

Характеризуя творчество молодых в то время, подающих серьезные надежды писателей, в том числе и пролетарских, Драйзер предупреждал их об опасности пренебрежения глубоким психологическим анализом, обращал внимание на необходимость "видеть человека". Недостаточно "рассматривать действительность под углом зрения определенных формул", писатель должен "видеть ничем не затемненную действительность, в первую очередь человека под углом зрения своего художественного темперамента". Достаточно вспомнить хотя бы первый роман самого Драйзера, чтобы понять, что сам он неукоснительно следовал этому правилу. Роман о судьбе простой американской девушки явился воплощением реалистических тенденций в творчестве Драйзера. "Его реализм,- отмечал Джеймс Т. Фарелл,- это реализм социального строя, и именно в "Сестре Керри" он преподнес американской литературе первый из своих трудов этого рода".

В конце 1935 года была опубликована - почти одновременно на английском и русском языках - статья Драйзера "Два Марка Твена", в которой он пытается пролить дополнительный свет на творчество этого великого представителя американского критического реализма. Внимание Драйзера привлекает не Твен - "неисправимый шутник и неистощимый юморист", а Твен - "крупнейший и оригинальный мыслитель-пессимист", Твен как "психологическая и литературная загадка". "...Мое внимание,- писал Драйзер,- как и внимание многих, привлекал не особый, поистине раблезианский по силе дар юмора, парадокса, преувеличения и острой шутки, преобладавший У Твена, а его менее заметный для широкой публики и, так сказать, затаенный дар, его талант изображать мрачное и разрушительное, его лирические и скорбные размышления о смысле или бессмысленности жизни, а также сила и ясность его реализма и критики".

Драйзер в этой связи привлекает внимание к таким произведениям великого американского писателя, как "Таинственный незнакомец", "Что такое человек?", "Автобиография", "Человек, который совратил Гедлиберг", то есть к произведениям, в которых "впервые прорвался иной юмор, непохожий на привычный смех Твена, в котором он находил спасение от окружающего его гнусного мира". Это уже был не юмор, а бичующая сатира, в этих произведениях и проявляется другой Твен - не юморист, а, воспользуемся здесь определением В. Паррингтона, сатирик, который "метил своими сатирическими стрелами в святая святых: в евангелическую религию, в республиканскую партию, в правительство, заседающее в Вашингтоне, наконец, в весь проклятый род людской...".

Не со всеми утверждениями Драйзера в этой статье можно согласиться, в частности, вызывает возражения его трактовка Твена как "мыслителя-пессимиста". Нам кажется, что значительно ближе к истине тот же Паррингтон, утверждающий, что Твен тайно вынашивал "в глубине души бунтарские мысли". Есть в статье и фактические неточности. Но не это главное в статье Драйзера, главное - в той оценке общественных условий, которые сдерживали в творчестве Твена сатирические начала и которые "на некоторое время совершенно отвлекли его от реалистического, так сказать, по-достоевски серьезного изображения пережитков прошлого, жестокостей и человеческих страданий, которые, в сущности, наиболее интересовали его".

Со страниц всех этих статей Драйзера перед читателем встает фигура мыслителя, не только глубоко понимающего назначение литературы, но и хорошо знающего жизнь, умеющего соизмерять творения художника с описываемой им действительностью. Все выводы Драйзера-критика подтверждаются творчеством Драйзера-романиста, непосредственно вытекают из его собственного творческого опыта. В этом смысле выступления Драйзера по проблемам литературы - прямое продолжение и дальнейшее развитие его взглядов, которые нашли свое яркое выражение в таких романах, как "Сестра Керри", "Финансист", "Американская трагедия". Они были обусловлены пониманием писателем тех общественно-исторических условий, в которых развивалась американская литература.

Летом 1934 года внимание всей страны привлекло трагическое убийство неким Робертом Эдвардсом своей бывшей возлюбленной Фреды Маккинчи. Молодая женщина готовилась стать матерью, но это мешало планам Роберта, который намеревался связать свою судьбу с другой женщиной - учительницей музыки Маргарет Крейн. Он убивает Фреду ударом дубинки и сбрасывает ее тело в озеро. История эта напоминала описанную в "Американской трагедии", и газета "Нью-Йорк пост", а также журнал "Мистери мэгэзин" попросили Драйзера описать все, что произошло. Драйзера не удивило сходство новой трагедии той, о которой он рассказал в романе. При первой встрече с газетчиками он сказал по этому поводу: "Пресса в своих заголовках называет дело Эдвардса "американской трагедией". Газеты со всех концов страны телеграфировали мне, прося разрешения использовать отрывки из моей книги. Это подтверждает мое глубокое убеждение, что я выбрал типичный случай. Именно поэтому я назвал свою книгу "Американская трагедия". В свое время мне было довольно трудно заставить издателей принять это название. Теперь я знаю, что был прав".

Драйзер выехал на место, и его описание происшедших трагических событий сначала было опубликовано в газетах Нью-Йорк пост" и "Филадельфия рекорд", а затем - под заголовком "Я обнаружил подлинную американскую трагедию" - в пяти номерах журнала "Мистери мэгэзин" (февраль - июнь 1935 года).

В сентябре 1934 года наконец было завершено арбитражное дело с правопреемниками издательской фирмы иврайта, и Драйзер мог снова искать себе нового издателя. После переговоров с рядом фирм Драйзер решил заключить контракт с известным издательством "Саймон энд Шустер". По случаю подписания договора издатели устроили в загородном доме Драйзера большой прием. В "Ироки" собралось около двухсот приглашенных - писатели Эрскин Колдуэлл, Шон О'Кейси, Шервуд Андерсон, Джон Дос Пассос, Флойд Делл; художники Хьюберт Дэйвис, Ральф Фабри, Уортон Эшерик; критики Хейвуд Враун, Джозеф Кратч; журналисты, актеры, музыканты, деятели кино.

Хозяева фирмы решили для начала выпустить дополненное издание сборника поэтических произведений Драйзера "Настроения". "Книга эта,- писал Драйзер издателю,- является моей попыткой выразить мою индивидуальную философию в лирической и эмоциональной форме. Вот почему в заглавие была добавлена строка - ритмические и для декламации,- и поэтому эта строка очень важна". В другом письме, автору предисловия к этой книге Суламифь Иш-Кишор, Драйзер сетовал, что издатели не понимают, что его книга представляет собой "лирическую философию и, возможно, первую осознанную попытку выразить индивидуальную философию лирически, то есть ритмически и в годной для декламации форме...". После долгих переговоров с издателями книга "Настроения, философские и эмоциональные, ритмические и для декламации" все же вышла в свет в 1935 году.

В эти годы для Драйзера было характерно увлечение философией, или, вернее, философией естествознания. "Вы правы, когда говорите, что я занят серьезной работой,- писал Драйзер в декабре 1934 года своему доброму знакомому, сотруднику газеты "Сан-Франциско бюллетень" Джорджу Дугласу,- и ваша интуиция не подвела вас, когда вы утверждаете, что это не роман. Это философская книга, которую я долго держал в голове и которую я время от времени писал по частям... Пока из пятнадцати или шестнадцати глав или отдельных эссе у меня имеется восемь. Одну из них, озаглавленную "Миф об индивидуальности", вы обнаружите... в книге, изданной 12 декабря фирмой "Даблдей, Доран". Она называется "Творцы американской мысли, 1933-1934"... Однако это эссе должно быть в моей книге несколько расширено. Два других (эссе) я опубликовал в журнале "Эсквайр"... Но и эти эссе - все еще не в окончательном виде".

В последующих письмах Дугласу писатель довольно подробно изложил содержание своей будущей книги философских эссе, условно названной им "Заметки о жизни" или "Формулы, которые называются жизнью". Он предполагал открыть первую часть книги статьей "Основная трагедия жизни", дальше должны были следовать эссе - "Миф реальности", "Миф индивидуальности", "Миф созидательной силы человека", "Миф собственности", "Миф свободной воли", "Миф индивидуального мышления", "Миф о безусловном зле невежества", "Нравственность и безнравственность", "Необходимость ограничения", "Миф о безупречном социальном порядке", "Миф смерти".

Вторая часть книги называлась "Некоторые отличительные черты созидательной энергии, как они выражены на земле" и должна была состоять из шести глав: "Сущность желания", "Сущность изменения", "Сущность красоты", "Свойства сострадания", "Необходимость тайны", Компромисс, называемый справедливостью". Завершалась книга главой "Неизбежное уравнение", в которой писатель намеревался "суммировать все предшествующие наблюдения и выводы". Кроме того, Драйзер хотел еще ввести в книгу главу, условно названную им "Нынешние границы человеческого ума" или же "Человеческое мышление".

Элен вспоминает, что, работая над этой книгой, Драйзер "начал собирать научные данные, факты, вырезки из газет и журналов, которые проливали свет на его интерпретацию жизни или подкрепляли один из его тезисов... Он намеревался подобрать данные и примеры, наилучшим образом поясняющие его выводы...". Писатель искал факты не только в окружающей его жизни, но и в последних достижениях науки - химии и биологии, астрономии и психологии. Труд этот занял многие годы, но так и не был закончен автором и остался неопубликованным.

В конце 1934 года Драйзер снова встретился с Менкеном и возобновил с ним личные отношения. Конечно, не могло быть и речи о прежней тесной дружбе, однако между ними установились достаточно доверительные отношения. Когда в январе 1935 года Драйзеру предложили баллотироваться в члены национального института искусств и литературы, он спросил совета у Менкена. Тот ответил в своем обычном стиле, что Драйзеру, мол, "оказывают великую честь, и если бы вы были достаточно признательным человеком, то сразу же прослезились бы. Национальный институт искусств и литературы объединяет всех "величайших" писателей нашей страны... Один из наиболее "выдающихся" - Хемлин Гарланд, чьи попытки принизить значение "Гения" вы можете вспомнить. Эти "великие" мужчины и женщины предлагают теперь возвысить вас до своего собственного уровня, и я думаю, что вы должны быть преисполнены благодарности".

Несмотря на повторные попытки привлечь его в число членов института, Драйзер последовал совету Менкена и отказался дать согласие баллотироваться.

Однако разногласия между Драйзером и Менкеном не замедлили сразу же проявиться. Узнав, что Драйзер ходатайствовал о снисхождении для Эдвардса, так как считал его жертвой социальных условий, Менкен высказал противоположную точку зрения. "Правда заключается в том,- писал он Драйзеру,- что общество, вероятно, поступает в основе своей мудро, отправляя своих Эдвардсов на смерть. В конце концов, они совершенно ненормальны, и пока они живы, их действия обычно обходятся очень дорого остальным..."

В это время Драйзер узнает, что в Германии Гитлер запретил все его книги, как "подрывающие мораль и нравы".

Внимание писателя привлекали также события в Испании. Когда Анри Барбюс обратился к Драйзеру с просьбой использовать свое влияние для организации общественного протеста против создавшегося в Испании положения, американский писатель сразу же откликнулся письмом, из которого видно, что Драйзер пристально следил за всем происходящим в этой стране и получил информацию от своего доброго знакомого, американского посла в Мадриде Клода Бауэрса.

В своем ответе Барбюсу Драйзер дает убийственную характеристику католической церкви. "Она представляется мне не чем иным, как огромным демоническим спрутом или, лучше сказать, раковой опухолью, которая разрослась на земле и которая не удовлетворится ничем, кроме мирового господства и умственного уничтожения рабочего класса ради того, чтобы ее князья и епископы и все духовенство вместе с бездельничающим, лодырничающим, праздным титулованным правящим классом могли пользоваться достатком и властью, в то время как все, за кого они якобы молятся, оставались бы униженными и голодающими. Если бы мне потребовался боевой клич, то вот он: стереть католическую церковь с лица земли! Она стремится только к собственному господству во всех странах мира. И ради достижения этой цели она намерена затуманить мозги всех граждан любой страны, куда она проникает".

Драйзер продолжает знакомиться с последними достижениями в самых различных областях знаний, выбирает тему для своего нового романа. Его по-прежнему привлекает трагическая сторона жизни. Он вспоминает, что в 1921 году в Лос-Анджелесе состоялся судебный процесс над неким Бурчем, который убил молодого человека по фамилии Кеннеди. Оказалось, что инициатором убийства была женщина Мадлен Обенхайн. Во время следствия в нее влюбился прокурор, он вынужден был отказаться от участия в деле и поручил его своему помощнику. Однако его интимные отношения с подследственной стали известны, и он потерял свой пост, а также возможность быть избранным губернатором штата, ибо республиканцы, вначале поддерживавшие его кандидатуру, отказались от нее, когда вся эта история всплыла наружу. Впоследствии Мадлен обманула своего поклонника, и он стал искать забвения в вине.

Драйзера заинтересовала эта история, и он просит собрать для него весь доступный материал, особенно интересуют его детали, образ жизни, который Мадлен вела в тюрьме, ее отношения с другими заключенными. Из писем Драйзера по этому поводу видно, что он хорошо знал подробности этой трагедии и имел уже в своем распоряжении большое количество материалов. Однако идея написать по этим материалам роман дальнейшего развития не получила.

Летом 1934 года Драйзер получает из Москвы приглашение присутствовать на I Всесоюзном съезде писателей, однако важные личные дела не дали ему возможности выехать в Москву. "Но Вы знаете,- писал Драйзер А. М. Горькому,- что свои лучшие пожелания я посылаю Вам и съезду. Ваше присутствие и участие в нем - залог того, что съезд пройдет с большим успехом и воодушевлением".

В этот период Драйзер сочувственно относится к социальным исканиям Э. Синклера, принявшего активное участие в создании лиги, ставившей своей задачей "покончить с бедностью в штате Калифорния". Когда Э. Синклер выдвинул свою кандидатуру в губернаторы штата, Драйзер поддержал его. Оценивая позицию Синклера, Драйзер подчеркивал, что он полностью осознал, что "капиталистическая машина, запущенная в действие в конце нашей идеалистической гражданской войны", уже "отработала свое и пришла в упадок". В декабрьском номере журнала Эсквайр" за 1934 год Драйзер опубликовал очерк "Эпический Синклер".

В январе 1935 года в этом же журнале появляется очерк Драйзера "Кисмет". Первоначально он назывался "Быть или не быть", в нем писатель рассуждал о проблеме смерти и по его словам, пытался "опровергнуть утверждение

Шекспира, выраженное через образ Гамлета и заранее предполагающее, что самоубийство - это акт личного выбора индивидуума".

В феврале 1935 года Драйзер заболел; ему пришлось отказаться полпостью от работы и уехать из Нью-Йорка на отдых в "Ироки". Здесь он много читает. Немного оправившись от болезни, он соглашается выступить с лекциями о реализме и романтизме в Северо-западном и Чикагском университетах. Однако здоровье его все еще оставляет желать лучшего, и он решает принять приглашение Дж. Дугласа провести лето в Лос-Анджелесе. Сдав свой загородный дом в аренду, они с Элен уезжают в Калифорнию.

Все лето Драйзер прожил в доме Джорджа и Молли Дуглас, оплачивая часть расходов по хозяйству. "Молли, имевшая какие-то дела в Сан-Франциско, этим летом очень часто уезжала из Лос-Анджелеса,- пишет Элен,- и Драйзер вдвоем с Дугласом прекрасно проводили время..." Они вместе занимались философией, читали стихи Суинберна и Шекспира, Китса, Стерлинга, Шелли. После работы Драйзер обычно сидел на краю небольшого бассейна, наблюдая за жизнью рыб и птиц. "Потом он любил рассказывать, как птицы обращаются со своими птенцами - как они учат их летать с ветки на ветку, ловить твердые крошки хлеба, которые Тедди бросал им в воду, чтобы они размокли, как они обращают внимание своих птенцов на червяков или насекомых и как они наказывают и бранят их, когда те совершают какие-нибудь серьезные ошибки. Все животные привлекали к себе внимание Тедди".

Но окружавшая писателя жизнь была далеко не такой идиллической, как нарисованная выше картина. В начале мая ему сообщили, что попечители библиотеки в городе Ангола в его родном штате Индиана распорядились предать огню все его книги. "Я знаю, что настойчиво распространяется представление обо мне как о каком-то чудовищном, все увеличивающемся в своих размерах двухвостом животном с двумя рогами. Подтверждения этому поступают отовсюду, и меня это нисколько не удивляет,- писал Драйзер 17 мая 1935 года.- Уже многие годы я имею вполне достаточно доказательств того, что католики делают все возможное, чтобы помешать не только чтению, но и распространению моих книг. Я также знаю, что в определенных газетах, принадлежащих крупным корпорациям, запрещено даже упоминать мое имя... Когда же дело касается нападок на меня, то их публикуют на первых страницах".

В середине октября Драйзер и Элен на двух машинах отправляются в обратное путешествие. По дороге, в штате Арканзас, они попадают под сильный ливень, вода заливает багажники автомашин, в которых находились сотни страниц материалов. В одном из небольших городков они снимают коттедж и раскладывают страницы для просушки.

"Никогда не забуду ту ночь, когда за окном шумел ливень,- пишет Элен,- а мы возились с сотнями листков, расправляя их, раскладывая по всему дому: на кроватях, стульях, ящиках, развешивая на веревках, которые Тедди натянул от стены к стене по всей комнате. Это была какая-то фантастическая и в то же время мучительная ночь..."

Через несколько месяцев после возвращения из Лос-Анджелеса Драйзер получил телеграмму от дочери Дугласа, сообщавшую о его неожиданной кончине от инфаркта. "Смерть Джорджа потрясла меня, сообщение кажется невероятным. Выберите, пожалуйста, лично четыре дюжины роз и пошлите с надписью - "От Драйзера - Джорджу",- телеграфировал писатель Дональду Маккорду.

Элен пишет, что Драйзер в эти минуты вспомнил горькие слова, которые Дуглас "пророчески произнес в ту минуту, когда мы собирались уезжать: "Во всяком расставании есть привкус смерти".

Драйзер в эти годы находился в весьма стесненном материальном положении. Книги его в Америке не переиздавались, гонорары, изредка поступавшие из Европы, где его романы пользовались большим успехом, не давали возможности свести концы с концами. Вышедший из печати сборник стихотворений "Настроения" принес их автору менее 200 долларов. По приглашению различных университетов он по-прежнему выступает с лекциями о реализме.

Молодой в то время писатель Уильям Сароян прислал Драйзеру свою вторую книгу рассказов "Вдох и выдох" (издательство "Рэндомхауз", 1936 год). Прочитав ее, Драйзер писал двадцатилетнему Сарояну: "Думаю, что книга превосходна... В ней все выглядит таким же мрачным, как оно и есть в действительности, и таким же отчетливо ясным, словно огромный, черный алмаз. Вы поистине первоклассный пессимист. Похоже, что для вас жизнь представляется отвратительной кутерьмой, в которой секс является единственной отдушиной, да и секс нынче не тот, что был раньше. Я удивляюсь, как случилось, что все мы не покончили с собой. Особенно вы. Но, может быть, вы один из тех, кто облегчает свою душу, когда пишет... Ваш труд - своего рода чувствительный реализм, если можно назвать чувствительным, как это делается обычно, человека, который не видит в этой неизменной тенденции к беспорядку ничего иного, кроме горя. Я все же не думаю, что все ограничивается только этим. Безусловно, следует сказать кое-что и об ощущении здоровья, бодрости, наслаждении и удовлетворении, которые может испытывать человек, отработавший, скажем, на бойне, хорошо пообедавший, держащий в объятиях свою девушку - и все это в течение трех-четырех часов - и которому нравится все это. Может быть, именно в этом и заключается... ваша точка зрения, в конце концов. Вы уходите от всего этого через натурализм, через юмор и непоследовательность".

13 марта 1936 года в нью-йоркском театре "Этель Барримор" состоялась премьера новой постановки "Американской трагедии". Пьесу по роману на этот раз написал друг и соратник Бертольта Брехта со времен веймарской Германии Эрвин Пискатор. Написанная на немецком языке пьеса была переведена на английский Луизой Кэмпбелл и с успехом прошла весной 1935 года в городе Мойлан (штат Пенсильвания). Поставленная актерами так называемой Театральной труппы, инсценировка Э. Пискатора подчеркивала социальные аспекты романа, чего не было в созданном по роману кинофильме. Писателю нравилась постановка "Дела Клайда Грифитса" (так называлась пьеса), и он с удовольствием наблюдал за игрой актеров Морриса Карновского (ведущий), Александра Киркленда (Клайд), Фебы Брэнд (Роберта), Элии Казана (впоследствии ставшего известным театральным и кинорежиссером), Джона Гарфильда, Маргарет Барнер и других.

"...Как при помощи текста, так и при помощи намеренно подобранных сценических положений и противопоставлений,- писал Драйзер,- Пискатор блестяще оттенил и подчеркнул экономическую несправедливость и неравенство, господствующие в Америке и во всем мире. Те, кто "трудятся и мучаются", сталкиваются лицом к лицу в вымышленной стране, созданной художественным воображением, с теми, кто "не сеет, не жнет, а богато живет"... Инсценировка Пискатора проникнута не покорностью, а, наоборот, протестом, местами довольно резким, против жестокости и бесчеловечности, присущих той социальной системе, которая, по мнению Пискатора, должна быть изменена и оздоровлена".

"Первое представление было просто чудесным,- делилась Элен своими впечатлениями о спектакле с Элеонорой и Шервудом Андерсонами.- Отличная постановка и такая прекрасная игра актеров Театральной труппы! И после всего этого критики покидают спектакль и заявляют:

"Чушь!" - они просто не способны понять настоящие достоинства поистине новой формы искусства".

Конечно, подобные высказывания критиков не способствовали успеху постановки, через три недели спектакль сошел со сцены.

На лето Элен уехала к своей матери, и Драйзер, чтобы сократить расходы, сдал свой дом в аренду, а сам поселился в расположенном на его участке небольшом деревянном строении без воды и телефона. Работая за карточным столиком, он то и дело отвлекался, чтобы прогнать многочисленных мышей. Он дал объявление о продаже дома и участка, пытался также продать некоторые из своих рукописей, но желающих не находилось.

18 июня 1936 года скончался Максим Горький. Крупнейшие американские писатели - Юджин О'Нил, Шервуд Андерсон, Малкольм Каули, Эптон Синклер, Карл Сэндберг, Линкольн Стеффенс - сочли своим долгом почтить его память. Статья, написанная Драйзером, называется "Горький будил мысль", она была опубликована 21 июня 1936 года в московской газете "Известия".

"Горький был последним представителем великой мировой плеяды реалистических мыслителей, глядящих на наше настоящее и будущее с тех духовных высот, которых так трудно достигнуть и с которых открываются самые широкие и самые ясные перспективы. Коммунизм, прогресс техники, широчайшие пути, которые сулят нам астрономия, физика и химия, успехи науки в области социологии и экономики,- все это открывает мир, в котором нет насилия, в котором свободно развиваются человеческое чувство и разум.

Только та литература, мастером которой был Горький, которая видит великие горести и радости нашей реальной жизни,- только такая литература пробуждает и направляет человеческую мысль. Человек благодаря такой литературе может найти пути для своего экономического освобождения и построения счастливой жизни. Но неужели наши писатели будут пренебрегать знанием жизни, которым так владел Горький? Я в этом сомневаюсь. Я мысленно возлагаю венок па могилу этого великого человека".

В августе 1936 года Драйзеру исполнилось 65 лет. Пять лет тому назад многие нью-йоркские газеты стремились взять у него интервью. На этот раз только республиканская "Геральд трибюн" прислала своего корреспондента, остальные органы печати просто игнорировали эту дату в жизни крупнейшего американского писателя.

Однако писатель полон сил, творческих планов и находится в хорошей рабочей форме. В журнале "Нью мэссиз" 18 августа была опубликована статья Драйзера "Да здравствует свободная Испания!". В ней он выступал против фашизма, в поддержку демократических сил. "Все, кому дорога идея равенства, кому ненавистен строй, основанный на социальной несправедливости, на страданиях и преследовании человека, должны радоваться мужественной борьбе испанских коммунистов против фашизма. Я приветствую народы России, Франции и других стран, которые оказывают испанскому народу всяческую, материальную и моральную, поддержку в его борьбе за освобождение".

В этом же году появляются такие характерные для взглядов писателя материалы, как "Беседа с французским журналистом" и статья "Как далеко свеча бросает луч!". В них он снова говорит о засилье дельцов Уолл-стрит в американской печати, кино и на радио, о своей борьбе против фашизма, о той роли, которую играл в Америке прогрессивный журнал "Мэссиз" - этот рупор "идей справедливости, которые воодушевляют всех, кто стремится к истинному прогрессу...".

"Жизнь по самому существу своему изменчива, печальна, трагична и прекрасна. И я люблю ее..." - такими словами закончил писатель свою беседу с французским журналистом. И действительно, в эти годы жизнь его была и изменчива и печальна. Финансовое положение Драйзера все более ухудшалось, а тут еще суд вынес решение, обязывающее его уплатить правопреемникам издательства "Ливрайт энд компани" более 16 тысяч долларов в качестве компенсации за то, что писатель вовремя не представил фирме роман "Стоик".

Было над чем задуматься, о чем поразмыслить долгими зимними вечерами.

Лето 1937 года Драйзер проводит с сотрудниками биологической лаборатории на Лонг-Айленде, где работал его старый знакомый Калвин Бриджес. Его поразила самоотверженность ученых, их увлечение наукой. "Они заинтересованы в знании ради знания. Они хотят знать, и они готовы пожертвовать деньгами, временем, положением, чтобы знать. Наиболее прекрасные личности, с которыми мне пришлось встречаться, принадлежат к миру науки, не к миру религии, государственного управления, бизнеса или даже искусства".

В октябре благодаря полученным из Европы гонорарам у Драйзера оказалось достаточно средств, чтобы снять небольшую квартиру в том самом старом здании, в котором он жил с сестрой Мэйм в 1924 году. Здесь и навестил писателя двадцатипятилетний филолог Роберт Элиас, выбравший его творчество в качестве темы своей диссертации. Они обсуждали творчество Оскара Уайльда и Хемингуэя, говорили о Синклере Льюисе и Верноне Паррингтоне.

В дни двадцатой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции Драйзер обратился к советским людям с приветствиями, опубликованными в газетах "Правда" и "Известия". "Я особенно благодарен советской революции за то, что она впервые остро поставила в мировом масштабе вопрос об имущих и неимущих. В этом - мировое значение и торжество марксизма... Надеюсь, что я еще доживу, чтобы видеть торжество марксизма во всех странах земного шара".

Сотрудничавшая в свое время с Драйзером Маргарет Чедер возвратилась из Европы и совместно с группой молодых писателей начала издавать небольшой журнал "Дирекшен". Первый номер журнала (декабрь 1937 года) открывался портретом Драйзера и содержал его высказывания о жизни. Во втором номере (февраль 1938 года) была опубликована запись беседы между Драйзером и Дос Пассосом об актуальных проблемах современности. Работники журнала записали еще одну беседу писателей о событиях в Испании, однако она так и не попала на страницы журнала. "Я абсолютно убежден,- заявил Драйзер в этой беседе,- что ныне существует взаимопонимание по экономическим и финансовым вопросам между финансистами всех стран, в которых существует богатство, и что все они - за фашистскую форму правления, как противостоящую демократической или коммунистической формам. Они хотят распространить фашизм на весь мир, поместить всех неимущих внизу, а избранное меньшинство - наверху. Другими словами, следующий Цезарь будет финансистом".

Когда драматург Юджин О'Нил получил Нобелевскую премию по литературе, Драйзер послал ему теплое приветствие. "Я испытываю трусливое чувство вины,- ответил на приветствие Драйзера драматург,- словно я стащил что-то, что, как я хорошо знаю, должно по праву принадлежать вам".

Зимой Драйзер возобновил знакомство с жившим неподалеку от него поэтом Эдгаром Ли Мастерсом. Он убеждал Драйзера поскорее закончить роман "Оплот", о котором они говорили еще в 1912 году в Чикаго. Мастерс посвятил Драйзеру стансы, в которых сравнивал писателя с "высокой сосной... обвеваемой штормовыми ветрами".

Лето Драйзер проводит на даче Маргарет Чедер на берегу залива. На субботу и воскресенье к нему приезжали гости из Нью-Йорка. Мастерс часами сидел в кресле-качалке на открытой веранде, ожидая, пока Драйзер возвратится с купанья и сядет с ним рядом. "Оба эти поэта по самой своей натуре любили в такие часы помечтать,- отмечает Чедер.- Иногда Мастерс расскажет какую-нибудь историю в своей неподражаемой спокойной, немного поддразнивающей манере. Или оба они предадутся воспоминаниям о Нью-Йорке, Индиане, Чикаго. Они подшучивали друг над другом при каждом удобном случае, особенно по поводу женщин. Оба они знавали достаточно бурные дни в Чикаго, когда и тот и другой имели мучительные любовные истории".

Драйзера навещали его друзья - ученые из биологической лаборатории, на даче бывали Дороти Дадли, Говард Скотт, карикатурист Арт Янг, художник Гилберт Уилсон, писатели, критики, музыканты. Драйзер вспоминал, как в 1915 году он лежал больной пневмонией в своей комнате в Гринвич-Вилледж и случайно зашедший к нему Говард Скотт начал ухаживать за ним, приносить лекарства и помог ему встать на ноги.