Весной 1931 года был устроен званый обед, на который были приглашены Теодор Драйзер, Синклер Льюис, нью-йоркские критики Бартоы Раско, Хейвуд Браун, Артур Брисбейн и другие литераторы. Опоздавший к началу обеда Драйзер вежливо поздоровался с Льюисом, который приветствовал его взмахом руки. Председательствовавший на обеде Рей Лонг решил предоставить первое слово С. Льюису, как лауреату Нобелевской премии. Поднявшийся со своего места Льюис произнес: "...я не считаю необходимым произносить речь в присутствии человека, который использовал три тысячи слов из книги моей жены о России. Я также не считаю необходимым высказываться перед лицом двух псевдоученых критиков, которые протестовали против решения нобелевского комитета присудить мне премию в качестве представителя американских писателей",- с этими словами Льюис сел на свое место. Все присутствовавшие прекрасно понимали, что обвинения Льюиса брошены сидящим за этим же столом Драйзеру" Брауну и Брисбейну, и были крайне шокированы таким его поведением.
Рей Лонг быстро предоставил слово следующему оратору, который попытался свести все к шутке. Хотя выступления продолжались без каких-либо инцидентов, однако обстановка за столом так и не разрядилась. По окончании обеда Драйзер попросил Льюиса выйти в другую комнату и там нанес ему две пощечины. Падкая на всякую сенсацию буржуазная пресса широко раздула этот скандал, Драйзера называли "чемпионом американской литературы в тяжелом весе", известный организатор матчей боксеров Джимми Джонсон послал обоим участникам конфликта предложение организовать между ними встречу на ринге из 15 раундов. Страсти всячески разжигались.
История эта пролила новый свет на отношение широких буржуазных кругов к крупному писателю-реалисту. "Вызванный скандал и готовность пуританских слоев общества тотчас же обрушиться на Драйзера,- отмечала в этой связи газета немецких коммунистов "Роте фанс",- объясняются более глубокими причинами: упорный борец против изолгавшихся моралистов резко поворачивает влево, гораздо левее, чем это допускается американскими дискуссионными клубами".
Такое утверждение полностью соответствует фактам творческой биографии Драйзера. Только в январе 1931 года в газете американских коммунистов "Дейли уоркер" было опубликовано несколько материалов за подписью Драйзера. Например, 14 января газета поместила его очерк "Безработный Нью-Йорк", через два дня - 17 января - статью "В защиту права народных масс на революцию", 28 января - статью "Процветание для одного процента населения". В этих очерках и статьях, как и в ряде других, писатель снова и снова вскрывает язвы буржуазного образа жизни. "Итак,- пишет он в очерке "Безработный Нью-Йорк",- от двухсот до трехсот тысяч человек, как я уже говорил, сидят без дела или бродят по улицам Нью-Йорка в поисках работы. Но работы нет... Но ведь работа - это тот стержень, на котором держится жизнь. А людям не Дают работы и доводят их до ужасного состояния, до болезненных душевных потрясений".
Читая эти строки, трудно отделаться от чувства, что они написаны вчера или даже сегодня, ибо и теперь по улицам Нью-Йорка, как и других городов и селений Америки, бродят в поисках работы миллионы безработных.
Драйзер понимал, что борьба с безработицей требует кардинальных решений. "Вообще все меры, которыми пытаются у нас облегчить безработицу, носят неорганизованный и спешный характер. Да никто и не представляет себе эту помощь иначе, как в виде подачек, в то время как нам нужен полный пересмотр всей нашей экономической системы и государственного строя".
В другой своей статье он говорит о последствиях лживой буржуазной пропаганды, о ее разлагающем влиянии на простых людей. "В нашей стране легко верят громким фразам, ловко придуманным лозунгам. И вот рядовому американцу надевают на глаза одну повязку за другой, так что в конце концов он ничего не в состоянии различить и, уж конечно, не видит правды и не замечает марширующих по улицам голодных рабочих, хотя, казалось бы, одного этого зрелища достаточно, чтобы не только опровергнуть все жульнические выдумки капиталистов, но и пресечь их в корне".
Писатель подчеркивает коренное противоречие капитализма - противоречие между трудом и капиталом. "...При нынешней системе рабочий у нас никогда не знает процветания, независимо от того, хорошо или плохо идут дела в стране... Да, процветание у нас - удел одних только богачей, и притом всегда и неизменно".
Не только в публичных выступлениях, но и в беседах с друзьями, в частных письмах Драйзер выступает как непримиримый борец против угнетения трудящихся, против расовой вражды, против невежества и мракобесия. Он быстро откликается на самые различные события как внутри страны, так и за рубежом, дает им бескомпромиссную оценку. Узнав об организованном американскими финансовыми кругами свержении правительства в Панаме, он тут же выступает с резкой разоблачительной статьей. Прочитав в газетах о действиях "Ассоциации женщин южных штатов по предотвращению линчевания", он направляет членам ассоциации письмо, в котором обращает их внимание на невинно осужденных к смертной казни по ложному обвинению восемь негритянских юношей из Скоттсборо (штат Алабама) и просит ассоциацию выступить в их защиту.
В эти годы с особой силой проявляется стремление Драйзера быть лично причастным ко всем социально важным событиям и движениям, принять участие в действиях, направленных против эксплуатации трудящихся, в борьбе за социальный прогресс и справедливость. Он становится во главе Национального комитета защиты политических заключенных (казначеем комитета был Л. Стеффенс) и твердо высказывается против преследований американскими властями коммунистов, выступает в защиту коммунистической газеты "Дейли уоркер". "Я считаю,- писал Драйзер,- что те политические взгляды, которые защищает эта газета, являются наиболее правильными и актуальными, поскольку они указывают Америке единственный выход из нынешнего экономического кризиса".
Весной 1931 года Драйзер проводит у себя на квартире собрание в защиту политических свобод, на котором присутствовало более 40 человек, в том числе Линкольн Стеффенс, Джон Говард Лоусон, критик Малькольм Каули и многие другие видные литераторы. "Настало время,- говорил Драйзер,- чтобы американская интеллигенция начала оказывать определенную помощь американскому рабочему". Выступивший на собрании Линкольн Стеффенс обратил внимание присутствующих на искажение фактов американской печатью, на подавление свободы печати в стране.
В мае 1931 года выходит из печати автобиографическая книга Драйзера "Заря", в которой он описал свое детство и юность. Отзывы критики на этот раз были благожелательными, книгу сравнивали с творениями Бальзака, называли "подлинно американской историей". Многие критики были удивлены той откровенностью, с которой писатель рассказал о своем бедном детстве и о своих родственниках и знакомых, о тяжелых временах, когда он искал работу, и об изнуряющей и отупляющей работе на кухне захудалой грязной закусочной для бедняков. Со страниц книги вставали маленькие города и селения штата Индиана, в которых прошло детство писателя. Автор переносил читателей в Чикаго последних десятилетий прошлого века: "Чикаго работающий! Чикаго трудящийся! Покрытый пеленой дыма, тумана, занавешенный дождем, в снег и бурю - с людьми, наклонившимися навстречу пронизывающим порывам ветра! Толпы самых обычных юношей и девушек, мужчин и женщин, торопящихся утром на работу, а вечером - с работы в переполненных живописных, разноцветных маленьких вагончиках конки. Фабрики и заводы, их пронзительные гудки! Монолитность толпы в полусвете вечера или раннего рассвета! Я думаю, что тайна, красота и поэзия жизни так же возвышенно волновали меня в те дни, как это было и раньше и как это стало в более поздние годы. Что же касается возможности выразить свои чувства, то я даже не умел осмыслить их - не хватало нужных слов, хотя рисование и записи всего увиденного всегда составляли часть моей интеллектуальной жизни и были неотделимы от внутренних чувств".
Само собой напрашивалось сравнение дней нынешних и дней минувших, и вывод был далеко не в пользу сегодняшнего дня. "Сегодня дела обстоят намного хуже, мне следовало бы знать об этом. Тогда я был один из голодающих, и все же я ощущал что-то захватывающее, увлекательное и в Нью-Йорке, и во всей стране, какую-то тягу к приключениям, если не для самого себя, то для других, более удачливых, чем я. Человек мог надеяться. Сегодня же я имею с избытком, на что жить, но вокруг я не вижу и проблеска надежды".
По просьбе клуба имени Джона Рида Драйзер высказывается в поддержку кандидатов коммунистов на предстоящих осенних выборах, ибо он считал, что коммунистическая партия - единственная партия, решительно выступающая против безработицы. Он обращается к газетному магнату Рою Говарду с просьбой выступить в защиту Тома Муни, и газеты фирмы "Скрипс-Говард" начинают кампанию в защиту противозаконно содержащегося в тюрьме Муни. Он выступает против злоупотреблений железнодорожных монополий и владельцев предприятий общественного пользования. К голосу Драйзера прислушиваются многие, с его мнением нельзя не считаться.
В июне 1931 года по просьбе председателя Национального комитета Коммунистической партии США Уильяма Фостера Драйзер отправляется в хорошо ему знакомый город Питтсбург, чтобы ознакомиться с положением бастующих горняков и их семей в шахтерских районах штатов Пенсильвания, Огайо и Западная Виргиния. Вместе с ним в эти районы выехала целая группа писателей - Малькольм Каули, Джон Дос Пассос и другие. Драйзер побывал на пятнадцати шахтах, беседовал с сотнями горняков, с профсоюзными деятелями и полицейскими. В одном из поселков полицейские пригрозили ему: "Смотри не зарывайся, а то и тебя бросим в тюрьму!"
Мрачные, давно не ремонтировавшиеся дома, голодные глаза детей, серые лица шахтеров, слезы их жен - все это произвело неизгладимое впечатление на писателя. Он обрушивается с резкими нападками на деятелей Американской федерации труда, которые не только не выступали в поддержку бастующих рабочих, но вступили в сговор с владельцами корпораций. Опубликованные в газете "Дейли уоркер" в июне и июле 1931 года очерки писателя обо всем, что он видел,- гневное слово честного художника, который не может оставаться равнодушным к страданиям рабочих и их семей. "Условия здесь становятся все хуже и хуже,- писал он в одном из писем.- Страдания и нищета этих бедняков просто неописуемы".
Писателю немедленно ответил не кто иной, как президент Американской федерации труда Уильям Грин, который отрицал все обвинения против АФТ. Драйзер направляет Грину обстоятельное письмо, в котором вскрывает ряд неблаговидных фактов из деятельности Американской федерации труда, в том числе таких, как борьба против страхования от безработицы, выступления против признания СССР, игнорирование требований рабочих и т. д. "Богатые - слишком богаты, бедные же - слишком бедны и полностью игнорируются. Организованное общество не может - да и никогда не могло - поддерживаться такими методами. Времена неограниченной и невежественной конкуренции с ее миллиардерами и нищими, как она существует сегодня, уже прошли" - к такому выводу приходит писатель.
Активная общественная деятельность Драйзера, его близость к коммунистам приходятся не по вкусу и буржуазной печати, и представителям либеральствующей интеллигенции. Факты американской действительности, подлинная картина условий существования простых граждан Соединенных Штатов, которую писатель создает в своих статьях и очерках, настолько правдивы и убедительны, что никто не может их опровергнуть. Тогда начинаются нападки на личность писателя, широкая пресса пытается представить его в виде экстравагантного чудака, эмоционально неуравновешенного человека. Делаются попытки оторвать его от простых людей, от коммунистов, искусственно противопоставляя образ жизни писателя образу жизни простых тружеников. Газеты явно нарочито приукрашивают устраиваемые Драйзером вечера для своих друзей, рисуют его в виде этакого изнеженного богача, окруженного роскошью в своей "башне из слоновой кости".
Когда и эта тактика не дает никаких результатов, на писателя публикуют злобные карикатуры, пытаются принизить его значение. Газета "Нью-Йорк уорлд телеграмм", например, 7 августа 1931 года утверждала, что Драйзер - всего лишь "блестящий романист второго разряда". "По мере приближения 60-летия Драйзера,- писал Ф. Маттисен,- печать вместо того, чтобы чествовать писателя за его вклад в нашу литературу, все чаще и чаще представляла его в виде нелепой, абсурдной фигуры".
27 августа 1931 года Драйзеру исполнилось 60 лет. Эту знаменательную дату своей жизни он встречал полный энергии, в расцвете творческих сил. Заслуги его перед американской и мировой литературой были признаны повсеместно. Его соотечественник и современник, поэт Эдгар Ли Мастерс, получивший мировую известность благодаря сборнику стихов "Антология реки Спун", говорил о нем: "Драйзер мне кажется нашим значительнейшим писателем, занимающим по праву место среди виднейших писателей эпохи". Критик Бертон Раско писал в книге о Драйзере: "До Драйзера никто еще не обладал такой способностью подметить эпический характер в драме американской жизни и таким талантом для воспроизведения ее на страницах своих романов..."
Широкой известностью пользовались произведения Драйзера и за пределами Соединенных Штатов. Известный английский писатель Арнольд Беннетт писал в 1929 году в статье "Развитие романа": "Америка в лице Синклера Льюиса и Теодора Драйзера имеет двух могучих разрушителей, которые, однако, при всем своем разрушительном порыве содержат в себе значительную энергию созидания". Он же отмечал, что "Драйзер - величайший писатель современности...". Французский литературовед Р. Мишо писал: "...Драйзер - олицетворение реализма. Он - историк разочарованной Америки, полной тревоги среди избытка богатств, преисполненной скептицизма, несмотря на свой традиционный идеализм; Америки растущего материализма, роскоши, наживы, миллионных дел, Америки преуспевающих авантюристов, финансовых и промышленных феодалов, страны погони за долларом во что бы то ни стало..."
27 августа Драйзер получил многочисленные приветствия от своих друзей и почитателей со всего мира. Коммунистическая газета "Дейли уоркер" писала в статье, посвященной юбилею писателя: "Революционные американские рабочие приветствуют нового Теодора Драйзера и надеются, что он пойдет дальше. Они считают его другом и храбрым борцом. Он потерял немногих буржуазных льстецов и приобрел тысячи друзей, которые являются наследниками культурных достижений прошлого и строителями культуры будущего... Люди, подобные Драйзеру и Ромену Роллану... более велики, чем просто великие художники, ибо они находятся в рядах борцов за новый мир".
Журнал "Нью мэссиз" опубликовал о писателе статью "Титан". "В день вашего шестидесятилетия,- писал журнал,- мы отдаем вам должное от имени многих тысяч рабочих, фермеров и интеллигентов как Америки, так и всего мира. Один из немногих живых великих писателей, вы отбросили пессимизм, изысканность, поверхностный либерализм и другие пороки здешнего мира интеллектуалов, смело и серьезно выступили как защитник революции рабочего класса..." Журнал отмечал: "Еще более важно, что в зените своей карьеры Драйзер имел мужество, подобно Бернарду Шоу и Ромену Роллану в Европе, открыто встать на сторону мирового революционного движения рабочего класса".
Дальнейшее развитие событий подтвердило правильность вывода, сделанного журналом "Нью мэссиз". Вскоре Драйзер снова едет в шахтерские районы страны, на этот раз в районы Харлан и Белл штата Кентукки, где произошли вооруженные стычки между полицией и голодающими горняками. К событиям в этом районе внимание Драйзера привлекла Международная организация защиты рабочих, которая в октябре 1931 года направила ему материалы на 32 страницах о "преступлениях и надругательствах над бастующими горняками Харлана, совершенных местной организацией шахтовладельцев". "Каждая страница этого документа,- писал Драйзер,- содержала от трех до пяти обвинений в самых различных преступлениях - от безнаказанных убийств (в общей сложности таких было одиннадцать) до взрыва с помощью динамита бесплатных столовых для бастующих горняков, незаконных обысков в их домах, запрещения вступать в любой "профессиональный союз", кроме официально поддерживаемого шахтовладельцами".
Представители различных телеграфных агентств и газет, приезжающие в район Харлана для освещения происходивших там событий, подвергались не только угрозам, но и прямому нападению. Брюс Кроуфорд, редактор газеты "Кроуфордс уикли" (город Нортон, штат Виргиния), был, например, ранен в ногу. Поэтому представители Международной организации защиты рабочих просили Драйзера выехать на место во главе представительной комиссии для объективного расследования положения дела. Сначала писатель намеревался создать комиссию из числа видных сенаторов, редакторов и владельцев крупных газет, деятелей церкви, ученых, адвокатов. Он разослал приглашения восемнадцати видным общественным деятелям, но все они, за исключением уже упоминавшегося нами Б. Кроуфорда, под тем или иным предлогом приглашение отклонили. Тогда Драйзер созвал заседание возглавлявшегося им Национального комитета защиты политических заключенных, рассказал о создавшемся положении и спросил, кто из членов комитета согласен поехать в Харлан. Так сложилась группа из 8 человек, в которую, кроме Драйзера, вошли Дос Пассос, поддерживавший в те годы рабочее движение, Брюс Кроуфорд, супруги Уокер и другие.
В начале ноября комиссия прибыла в город Пайнвилл округа Белл, соседнего с округом Харлан. У. Сванберг, которого весьма трудно заподозрить в стремлении сгустить краски, так характеризует положение горняков: "Вся угольная промышленность страдала болезнью, но в районе Харлана положение было просто отчаянным; многие горняки бастовали или вообще не имели работы, другие были заняты лишь частично и получали от восьми до двенадцати долларов в неделю, жизни горняков угрожали пули и настоящая голодная смерть".
Комиссию Драйзера встретили крайне враждебно. Группа местных жителей заявила писателю, будто их якобы весьма беспокоит положение, создавшееся в Нью-Йорке, и они намереваются также направить туда свою комиссию. Как только группа Драйзера разместилась в гостинице "Континенталь", они сразу же почувствовали, что находятся под постоянным наблюдением. Здесь Драйзеру и его спутникам пришлось выдержать тяжелую битву с местными воротилами, не хотевшими, чтобы страна узнала о настоящем положении в этом районе. "В маленьких городках владельцы банков, продовольственных лавок, редакторы и юристы, полиция, шериф, губернатор - все раболепствуют перед денежными баронами и хозяевами корпораций",- писал впоследствии Драйзер.
И все эти прислужники капитала обрушились на Драйзера и его спутников. Им угрожали физической расправой, пускали в ход клевету, возбудили против писателя судебное преследование. Но Драйзер в холле гостиницы мужественно начал открытые слушания о положении дел. Затем слушания продолжались в Харлане. Местные горняки, их жены рассказывали, как избивают членов профсоюза, о терроре полицейских, о детях, умирающих от недоедания. Многие не называли своей фамилии, опасаясь мести.
Вот перед комиссией выступает шахтер Ллойд Мур, помогавший организовывать одну из бесплатных столовых для горняков, на глазах которого люди местного шерифа застрелили двух шахтеров. Он рассказывает, что однажды, возвратившись домой, обнаружил на дверях прикрепленную кем-то веревочную петлю. Другой шахтер, Дж. Фримен, говорит, что уже долгое время не может вообще найти работу, так как его имя, "вероятно, внесли в черные списки...". Повивальная бабка тетушка Молли Джексон с болью в голосе рассказала о тяжелом положении детей - еженедельно от голода и болезней умирали от трех до семи ребят... Один за другим проходили перед комиссией свидетели, простые трудовые люди Америки с натруженными руками и почерневшими от угольной пыли лицами и просто, даже спокойно приводили факты, от которых мороз пробирал не только членов комиссии, но и многочисленных журналистов.
Драйзер и "его комиссия наблюдали,- пишет У. Сванберг,- район, в котором капитал действительно захватил контроль над законностью и аннулировал все свободы, в котором положение простых людей было поистине ужасающе". Драйзер неустанно задавал вопросы, пытался докопаться до малейших деталей. За каждым вопросом чувствовался неутомимый исследователь условий жизни, подлинный борец за справедливость. Одному из свидетелей, К. Пауэрсу, он задал двести двадцать один вопрос, другому, Ч. Скелфу,- сто пятьдесят восемь вопросов.
Обстановка вокруг комиссии все больше накалялась. "Было совершенно ясно,- вспоминает член комиссии Лестер Коэн,- что абсолютно все официальные лица желали подстроить нам неприятности". Другой член комиссии, Сэмюэль Орнитц, всю ночь не мог уснуть, так как из-за двери в соседний номер кто-то не переставая кричал пьяным голосом в замочную скважину: "Я тебя вижу, а ты меня - нет!" Против Драйзера было выдвинуто обвинение... в нарушении супружеской верности. И это в то время, когда он уже многие годы жил в гражданском браке с Элен Ричардсон, но все еще был связан церковным браком с Сарой Уайт, которая не соглашалась на развод. Обвинение это привлекло значительно большее внимание американской печати, чем бедственное положение горняков. "Ужасно даже подумать о газетах и публике, для которых скандал, связанный с сексом, может затмить такие нечеловеческие и трагические условия, которые существуют в Харлане",- с душевной болью писал Драйзеру Брюс Кроуфорд.
Но местные воротилы этим не ограничились. Когда комиссия решила провести митинг, какой-то неизвестный вручил Драйзеру записку: "Если в воскресенье после полудня в Уоллинс-Крике состоится митинг, произойдет заваруха". Драйзер предупредил присланных губернатором военных, и митинг прошел спокойно. Однако оказалось, что на митинге присутствовала "официальная стенографистка", записавшая все речи ораторов. На основании этой стенограммы Драйзеру и другим членам комиссии было официально предъявлено обвинение в... преступном синдикализме. Подобное обвинение грозило по приговору суда тюремным заключением сроком в 21 год, или штрафом в размере 10 тысяч долларов, или и тем и другим.
Возвратившийся в Нью-Йорк Драйзер направил в штат Кентукки адвоката, который телеграфировал, что обвинения будут сняты, как только Драйзер прекратит свои выступления в защиту горняков Харлана. Писатель ответил категорическим отказом.
Результаты слушаний попали в газеты, интервью с писателем печатались на первых страницах, он выступал по радио, его засняли для кинохроники. Когда Драйзер появлялся на экранах кинотеатров, свидетельствует Р. Элиас, в залах возникали громкие аплодисменты зрителей. Некоторые сенаторы потребовали официального расследования положения в Харлане. При поддержке Драйзера была издана книга "Говорят горняки Харлана", к которой он написал предисловие. Предисловие это вместе с примыкающими к нему статьями является своеобразным политическим кредо писателя. Рассказывая в предисловии о борьбе горняков Америки против засилья корпораций, Драйзер писал: "Работая журналистом в Чикаго, Сент-Луисе, Питтсбурге и в других городах, я рано был втянут в эту борьбу и, разумеется, сразу столкнулся с той огромной несправедливостью, которую имущие классы в Америке не только всегда проявляли, но и продолжают проявлять по отношению к рабочим".
Здесь уместно вспомнить, что уже в начале своей литературной деятельности Драйзер в романе "Сестра Керри" дал реалистическое, полное сочувствия к рабочим описание забастовки нью-йоркских трамвайщиков. "Описание забастовки рабочих трамвая в Бруклине,- писала в рецензии на роман сиракузская газета "Пост стандард" (штат Нью-Йорк) в феврале 1901 года,- лучше, чем большинство газетных репортажей того времени".
Глубокое понимание истинного положения трудящихся в Соединенных Штатах Америки и искреннее сочувствие их справедливой борьбе нашли свое яркое выражение и в позиции, занятой писателем по поводу событий в Харлане. Столкнувшись с тем, что большая печать страны стремилась "смягчить, приуменьшить или вовсе замолчать факты, подтвержденные свидетельскими показаниями", о подлинном положении горняков Харлана, писатель мужественно подымает свой голос в их защиту. "Борьба горняков Харлана,- пишет он,- является великолепным образцом борьбы американского рабочего класса против давнего гнета характерной для Америки комбинации власти и богатства".
Писатель возмущается "идиотским представлением, будто каждый американец имеет все возможности стать денежным воротилой, Морганом или Рокфеллером", пишет о всеобщей зависимости простых граждан Америки от сильных мира сего. С отвращением и гневом Драйзер говорит о том, что "почти каждый американец, если он не является высшим чином или главой могущественных и всевластных корпораций, должен носить ошейник того или иного из этих крупных объединений, ибо только благодаря их покровительству он может улучшить свое материальное и социальное положение". Он подробно описывает положение горняков Харлана: "...за ними шпионят, их заносят в черные списки, сажают в тюрьму, морят голодом и даже убивают".
Знакомство с положением простых граждан Соединенных Штатов, с условиями их повседневной жизни приводит писателя к выводу о том, что "американский гражданин, если он беден (а он действительно беден), оказывается в Америке в положении изгоя и никак не пользуется благами "процветания", которое создается его руками... Как зебра бьется в когтях хищника, так трудящиеся массы задыхаются под экономическим гнетом гигантских корпораций...".
В январе 1974 года, через 42 года после того, как были опубликованы эти строки, газета американских коммунистов "Дейли уорлд" рассказала об очередной забастовке на шахтах Харлана. К этому времени забастовка продолжалась уже более пяти месяцев. Одна из причин была та же, что и сорок лет тому назад: хозяева шахт отказывались подписать с шахтерами коллективный договор и не соглашались на вступление шахтеров в профессиональный союз. Методы шахтовладельцев в борьбе с забастовщиками также мало изменились за прошедшие годы - они снова прибегали к угрозам, запугивали шахтеров "возможными погромами". Как видим, капиталистическая действительность, реальная обстановка на шахтах современной Америки мало чем изменилась за четыре десятилетия. Сегодня, как и сорок лет тому назад, слова Драйзера о положении американских трудящихся звучат не просто объективно и точно, но и крайне своевременно.
Как известно, Драйзер неоднократно заявлял о своей приверженности принципу индивидуализма. После посещения Харлана писатель пересматривает свое отношение к этому принципу, признает, что "...вера американского гражданина в индивидуализм как лекарство от всех зол действовала на него усыпляюще" и позволила алчным корпорациям захватить по праву принадлежащие ему богатства и низвести его самого до такого положения, что "теперь он поистине боится собственной тени".
Драйзер не предлагает конкретного выхода из создавшегося положения, он лишь задает трудящимся Америки вопрос: "...почему бы этот хищный и раздувшийся у нас в Америке индивидуализм, который удовлетворяет прихоти и создает благополучие горсточки людей и унижает и позорит большинство, не обуздать или, как хотелось бы мне, не уничтожить совсем?"
В одной из последующих работ писатель идет в своих выводах значительно дальше. "Если бы не марксистский анализ неотвратимого процесса развития и краха капитализма,- писал он в 1933 году в предисловии к книге Уильяма Уилсона "Принудительный труд в США",- можно было бы, пожалуй, при рассмотрении этих социальных проблем прийти в полное отчаяние. Однако на помощь нам приходит философская система Маркса - его неопровержимый анализ хищнической сущности и обреченности капиталистического строя. Имея это в виду... мы можем надеяться на лучшее, а именно: на более справедливое по сравнению с нынешним государственное устройство".
Знакомство с положением горняков в Харлане и других районах страны еще более укрепило его в мысли о необходимости для США социальных реформ. В начале 1932 года он издает новую книгу, которую называет "Трагическая Америка". Книга эта примечательна во многих отношениях. Своим названием она перекликается с "Американской трагедией". Писатель, отмечал Ф. Маттисен, "должен был отдавать себе отчет в том, что в этом случае он расширительно толкует название романа "Американская трагедия". И действительно, Драйзер в новой книге писал не о трагедии отдельной человеческой личности в Америке, а о трагедии целой страны, в которой "звериный индивидуализм" и "типично капиталистические формы борьбы" превратили жизнь в подлинную трагедию для миллионов граждан, лишили их всякой уверенности в завтрашнем дне. "Под словами "На господа уповаем", выбитыми на нашем долларе, следовало бы написать: "И к черту тех, кто слабее",- то есть в данном случаем рабочих... Миллионы людей в Америке живут сейчас в постоянной тревоге, не зная, будет ли у них завтра кров и пища. И на эту тревогу они обречены до последнего своего дня, пока смерть не положит конец их мучениям. Ибо как может рабочий или даже мелкий предприниматель - по существу, жертва крупных трестов и банков - обеспечить свое будущее?"
Анализируя "американский образ жизни", ту "спешку и гонку", которые определяют темп жизни в этой стране, Драйзер приходит к неутешительному выводу: "...Самые условия жизни в наших промышленных городах и поселках таковы, что не только отнимают у человека покой, но и вконец разрушают его нервную систему, а людей более впечатлительных, случается, даже доводят до самоубийства. Число тех, кто в смерти видит единственное избавление от жизненных тягот, не только не уменьшается, но неуклонно растет". Время, прошедшее после написания этих строк, ничего существенно не изменило в "американском образе жизни", и выводы писателя сегодня звучат так же актуально, как и в те дни, когда "Трагическая Америка" только появилась на полках книжных магазинов Америки.
В книге писатель разоблачает миф о том, что Америка - якобы страна "равных для всех возможностей". Он показывает, что "хитрые и сильные" с самого начала захватили огромные богатства страны и присвоили их. "А теперь, пользуясь своим богатством и экономической силой, которую дает богатство, а также властью, которая ему сопутствует, они уже начинают диктовать свою волю правительству, которое, исходя из принципа "равных для всех возможностей", позволило им приобрести эту власть". Писатель рассказывает о царящей в стране "династической власти князей капитала", о том, как "организуются предвыборные кампании с целью провести в президенты угодного треста и банкам кандидата", о том, что "просвещение, печать, религия, публичные выступления - все подчиняется выгоде тех, у кого в руках власть и кто постоянно стремится эту власть расширить и укрепить".
На примере условий, существовавших в двух "типичных индустриальных городках" США - Пассейке и Патерсоне (штат Нью-Джерси), писатель показывает ужасные "современные условия жизни" трудящихся масс, их полную зависимость от монополий, которые "бесконтрольно хозяйничают" в сотнях и тысячах городов Соединенных Штатов. Всюду в США, подчеркивает писатель, командуют деньги, "только деньги, деньги и сила, которую дают деньги!". Драйзер в книге приходит к выводу, что "весь американский бизнес осуществляется и всегда осуществлялся через насилие... Основной принцип - что все материальные блага, накопленные благодаря высокому уровню современной техники, должны справедливо распределяться между всеми гражданами, пропорционально труду и общественной полезности каждого - у нас находится в полном пренебрежении". Писатель с твердой уверенностью в своей правоте провозглашает, что "капиталистический строй в настоящее время - отнюдь не единственное возможное устройство общества и уж никак не наилучшее".
Автор книги приводит многочисленные примеры жульничества и коррупции магнатов капитала, которые всегда осуществляют свои желания "силой и вопреки закону". Он показывает, с какой силой давит на рядового американского обывателя тяжелая рука трестов, банков и корпораций, этих фактических правителей страны; на основе многочисленных фактов доказывает, что все, что происходит в стране,- это "безумная оргия индивидуализма, вооруженного капиталом, мощью корпораций и законом". Книга объясняла простым американским труженикам, что система действий корпораций опирается главным образом на "пристрастный закон и неправедный суд".
"Как вам нравится эта честная, добрая, правдивая,- спрашивает с сарказмом автор,- и, казалось бы, демократическая страна - впрочем, демократическая только по названию, а на самом деле разъеденная индивидуализмом, оседланная корпорациями, пропитанная империалистическими вожделениями и вполне созревшая для финансовой тирании? Недурная картина, не правда ли?"
Писатель рассказывает о "поистине ужасном" положении рабочих, о полицейских расправах с инакомыслящими, о повсеместном ущемлении прав личности, о борьбе корпораций против гарантированной конституцией свободы слова, о суровых репрессиях против "людей, отстаивающих свои конституционные права", о взяточничестве судей, о чудовищном засилье церкви, о духовном порабощении масс, о финансовых махинациях, скрывающихся за маской благотворительности, о постоянном росте преступности в стране. "Трагическая Америка" явилась настоящим обвинительным актом против "американского образа жизни" - против корпораций и банков, правительства и Верховного суда, школьной системы и церкви, полиции и профсоюзных боссов. Реакционная печать, католическая церковь, большой бизнес единым фронтом выступили против писателя, которого обвинили во всех смертных грехах. В штатах Огайо и Индиана были случаи отказа допустить книгу в публичные библиотеки. Снова - в который раз! - новая книга реалиста Драйзера оказалась фактически под запретом, а против писателя было возбуждено очередное судебное дело.
Большая пресса Америки с яростью обрушилась на "Трагическую Америку" и ее автора. Либеральствующий мелкобуржуазный радикал Стюарт Чейз выступил против Драйзера со страниц "Нью-Йорк геральд трибюн букс". Он брал под сомнение все приведенные в книге цифры и факты, хотя не мог не согласиться с основными выводами ее автора. Давний недоброжелатель писателя священник Джеймс М. Джиллис опубликовал резко отрицательную рецензию на страницах газеты "Католик ныос".
"Теодор Драйзер опять, или все еще, брюзжит,- наигранно сокрушался Джиллис.- Бедняга! У него нет мира внутри себя, поэтому он, конечно, не находит его и вовне. В своей книге "Трагическая Америка" он вопит о своей ненависти к нашей стране, к нашей цивилизации, к нашей банковской системе, к нашим церквам (особенно к римско-католической, членом которой он является), к нашим школам, к нашей полиции, к нашей юриспруденции - словом, ко всему. Север ли, юг ли - нигде нет утешения. Все, все прогнило насквозь.
Но видите ли, господин Драйзер, вы так давно и так исключительно устремляете свое внимание на самые низменные стороны жизни, что уже не можете ни видеть, ни даже догадываться о том, что есть помимо них и нечто другое. Вы назвали свою последнюю книгу "Трагической Америкой", а одну из более ранних - "Американской трагедией", но вам, право, следовало бы бросить возню со всеми этими тяжкими проблемами. Шекспир хотя и создал "Гамлета" и "Отелло", но, будучи настоящим художником и творческим гением, отнюдь не воображал, что в жизни все только к этому и сводится. И он оставил нам также "Виндзорских кумушек", "Двенадцатую ночь" и "Хорошо, что хорошо кончается".
Джиллис называл Драйзера "наиболее неприятным типом фанатика, человеком с навязчивой идеей". Свою статью он заканчивал обращением к писателю: "Вырвись из этого окружения, Теодор. Взгляни вверх, на небеса. Посмотри хотя бы мельком на солнце. Взойди на склон горы и сделай глубокий вдох. Выберись из сточных канав. Уйди от этих клоак. Будь благопристойным, будь чистым, и Америка начнет казаться тебе не такой трагической".
Драйзер разослал экземпляры своей книги ряду сенаторов и конгрессменов, пытаясь привлечь их внимание к фактам процветающей в стране вопиющей несправедливости. Законодатели на Капитолийском холме отделывались молчанием. Но приходили сотни писем от простых людей Америки, которые разделяли взгляды писателя, понимали его тревогу за судьбы страны, сочувствовали его борьбе. В отдельные дни писатель отвечал на 60- 70 писем, а в неделю - на 200-250 писем. Интересно письмо от одного читателя "Католик ньюс" из нью-йоркского района Бруклин.
"Дорогой сэр! - писал этот католик.- Вероятно, отец Джиллис воображает, что вы не поймете сути его низких нападок. Может быть, он даже не хочет этого. По-видимому, его цель - опорочить вас и ваши книги в глазах трех или четырех миллионов католиков - читателей католических газет, в которых он поместил свою тенденциозную статью. Весьма печальным комментарием к свободе личности является тот факт, что даже такой правоверный католик, как я, не может поставить под этим письмом своей подписи из боязни бойкота со стороны деловых кругов".
Газетный работник из Детройта Ральф Хоулмс, прочитав книгу, предложил писателю организовать новую политическую партию - радикально-революционную,- у руководителей которой "хватило бы ума провести необходимые изменения без насилия". Отвечая ему, Драйзер указывал, что такая партия в США неминуемо натолкнется на "каменную стену богатства, политических интриг, обмана, предрассудков, невежества и иллюзий" и будет иметь ничтожные шансы на достижение успеха.
Биограф писателя Р. Элиас рассказывает, что после выхода в свет "Трагической Америки" Драйзер начал получать многочисленные письма, которые "свидетельствуют о том, что он превратился в выразителя надежд угнетенных людей... Никогда раньше к нему не обращалось так много людей, которым не благоприятствовали ни время, ни обстоятельства. Приходили письма от людей, находящихся в психиатрических больницах, которые утверждали, что их несправедливо, силой содержат в изоляции; письма от жертв завистливых родственников и политиканов; письма от женщин, доведенных до безумия интригами любителей завладеть чужим имуществом; письма от исследователей экономического спада, которые присылали диаграммы, иллюстрирующие законы природы, пути развития общества и экономические циклы. А кроме того, прибывали письма и рукописи, подробно излагающие те или иные пути решения существующих проблем. Одним Драйзер советовал обратиться в определенные журналы, газеты и издательства; в других случаях он сам направлял рукописи соответствующим редакторам. И во все времена он прекрасно понимал, что существует огромное количество доведенных до отчаяния, лишенных всякой надежды американцев, чье тяжелое положение продолжало вызывать у него - "борца за равные права" - страстный протест против несправедливости".
Между тем финансовое положение писателя резко ухудшилось, он вынужден был отказаться от дорогой городской квартиры и снял себе для работы небольшой номер в гостинице "Ансония", на углу Бродвея и 73-й улицы. "Он говорил,- вспоминает Элен,- что его работа составляет для него самое главное и все, что так или иначе мешает ей, должно беспощадно устраняться из его жизни". Драйзер снова принялся за работу над романом "Стоик", завершающей частью "Трилогии желания". Вместе с тем он много времени уделяет общественной деятельности, именно в этот период он впервые начинает выступать с речами на массовых митингах. Раньше он сильно нервничал и терялся, если видел многочисленную аудиторию. Но резонанс, вызванный "Трагической Америкой", требовал его личных выступлений перед сотнями слушателей, и он однажды переломил себя, нашел в себе силы спокойно взглянуть в глаза своим слушателям, сумел овладеть их вниманием, "заставляя их то смеяться, то становиться серьезными...".
Загородный дом писателя "Ироки" часто посещали члены Коммунистической партии США, он подолгу беседует с Уильямом З. Фостером, которого он, по свидетельству Элен, "искренне уважал... и всегда называл его "своего рода святым" ввиду многочисленных жертв, которые тот принес ради избранной им цели".
Кипучая деятельность писателя, упорная работа над книгой, постоянные заботы о средствах для существования ухудшили состояние его здоровья, его начали мучить беспрерывные бронхиты. Врачи советовали на время сменить климат. "Мечтаю об одном - вырваться отсюда, и если возможно, то уже в этом месяце,- писал он в апреле 1932 года.- Хорошо бы поселиться в простом домишке на Западе, где бы я смог писать и экономить на расходах". И в мае Драйзер уезжает из Нью-Йорка, поселяется под вымышленным именем в городе Сан-Антонио (штат Техас), где продолжает упорно работать над романом "Стоик". "Я должен был выбраться из Нью-Йорка,- пишет он знакомым в июне.- Работа не шла в голову. И кроме того, расходы сжирали меня живьем".
Но и здесь он наталкивается на каждом шагу на следы экономического упадка, наблюдая, как простые граждане пытаются экономить на чем только можно. "Здесь, в Техасе, одиннадцать крупнейших кинотеатров в основных городах закрыты из-за отсутствия зрителей",- сообщает он в письме от 15 июня. В начале июля Драйзер на машине возвращается обратно в Нью-Йорк, по дороге он попадает в автокатастрофу, но, к счастью, отделывается легким ушибом. В городе писателя ожидали печальные новости. Книгоиздательская фирма "Бонн энд Ливрайт" оказалась в тяжелом финансовом положении, Хорэс Ливрайт потерял контроль над фирмой, дела в свои руки взяли дельцы, которые тут же прекратили выплату Драйзеру причитавшегося ему по договору ежемесячного вознаграждения.
Летом 1932 года Драйзер принимает активное участие в избирательной кампании, выступая в поддержку коммунистических кандидатов, в том числе У. Фостера. 16 августа 1932 года газета "Дейли уоркер" опубликовала статью Драйзера "Почему я голосую за коммунистов". В ней писатель-реалист объясняет, что республиканцы, демократы, социалисты и другие подобные партии "стремятся к тому, чтобы дать немногим все богатства и блага жизни и оставить на долю трудящихся невежество, голод и террор", что "они ищут выход из кризиса ценой дальнейшего закабаления рабочих и фермеров... Короче говоря,- утверждает писатель,- капиталистический выход из кризиса - это еще большая бедность, голод и безработица, которые переживает сейчас трудящаяся Америка".
Коммунисты говорят, заканчивает свою статью Драйзер: "Все богатства должны принадлежать трудящимся". Если думать так - значит быть коммунистом, то я в таком случае коммунист. И потому буду голосовать на выборах за коммунистических кандидатов".
В конце августа 1932 года в Амстердаме состоялся Всемирный антивоенный конгресс. Идея созыва такого конгресса была высказана в начале года, она получила поддержку широких кругов интеллигенции, организаций рабочих и крестьян во многих странах, за созыв конгресса высказался Коминтерн. Подготовкой конгресса занялся международный инициативный комитет, в который входили такие виднейшие прогрессивные деятели мира, как А. Барбюс, М. Горький, П. Ланжевен, Г. Манн, М. Андерсен-Нексе, Б. Рассел, Р. Роллан, Сен-Катаяма, А. Эйнштейн. Членом инициативного комитета был избран и Теодор Драйзер, что явилось признанием его заслуг в борьбе против войны, за лучшее будущее человечества.
Основные положения, провозглашенные Амстердамским антивоенным конгрессом, отвечали интересам мобилизации всех антивоенных сил. Анри Барбюс, закрывая конгресс, заявил: "Его сила и достоинство в том, что он, избежав Ужасной западни официального пацифизма, сеющего иллюзии и обращающего здоровые силы к бесплодному теоретизированию, оторванному от действительности... свел вопрос о войне на землю, рассматривая его как вопрос о людях, истекающих кровью". Говоря об итогах конгресса, Драйзер назвал его "наиболее значительным шагом на пути к миру со времен русской революции".
"Международный антивоенный конгресс,- писал он в письме студенческому антивоенному конгрессу, происходившему в Чикаго,- это начало, борьба коммунистов против войны приносит свои плоды. Интеллигенция откликается на призыв выступить в защиту СССР. И когда Ромен Роллан говорит, что он "готов с оружием в руках защищать Союз Советских Социалистических Республик", его слова, словно эхо, подхватывают миллионы людей".
Драйзер всегда стремился принимать активное участие в общественной жизни своей страны, откликаться на важнейшие международные события. Он приветствует идею создания Лиги интеллектуальных работников, ставящую своей целью объединение самых различных слоев трудящихся в борьбе против экономического кризиса, резко выступает против разгона в Вашингтоне демонстрации ветеранов первой мировой войны. "Теперь вы увидели магнатов капитала в действии,- пишет он в частном письме.- За этим последует хладнокровная диктатура и пушки против "всякой мелочи". Стоит только подождать".
Именно поэтому Драйзер с большим интересом отнесся к предложению группы литераторов принять участие в создании нового литературного журнала. Хорошо известные Драйзеру издатели Рей Лонг и Ричард Р. Смит согласились финансировать журнал, редакторами которого должны были стать критик и переводчик Эрнест Бойд, театральный критик Джордж Джин Натан, драматург Юджин О'Нил, критик, поэт и прозаик Джеймс Бранч Кейбелл и Теодор Драйзер. Новый журнал, по мысли его инициаторов, должен был стать чисто литературным явлением и не вмешиваться в политические и социальные проблемы. В письме Драйзеру Натан и Бойд выражали надежду, что он "сможет прислать что-нибудь для первого номера" в "характерном его духе", но предупреждали, что следует избегать "всех социальных и политических" проблем, так как они "решили, что наше обозрение будет игнорировать эти стороны жизни". Подобная постановка вопроса насторожила Драйзера, и в ответном письме он попросил Натана "сообщить всем, что я никаким образом не связан с журналом - ни в качестве редактора, ни финансово, ни как избранный и предпочтительный автор или советчик".
Однако, говоря по правде, Драйзер жаждал снова поработать в журнале. Он, по словам Элен, очень часто вспоминал о своей редакторской работе в молодости, тосковал по ней и сожалел, что ему пришлось в свое время с ней расстаться. Поэтому переговоры с инициаторами создания нового журнала были продолжены. "В конце августа,- вспоминает Элен,- мы пригласили на обед в "Ироки" Джорджа Джина Натана и Эрнеста Бойда. За обедом обсуждалось проектируемое издание нового литературного журнала "Америкэн спектейтер". Выход первого номера намечался в октябре. "Америкэн спектейтер" должен был стать солидным журналом. В нем не будет никаких реклам и объявлений, и, следовательно, он станет органом свободного выражения эстетических, художественных и научных взглядов как во всеамериканском, так и в международном масштабе. Это будет журнал, предназначенный в первую очередь служить трибуной для обмена мыслями и взглядами между известными писателями Европы и Америки. Такой обмен взглядами мог бы оказать серьезное влияние на образ мыслей предубежденных людей как на родине авторов, так и в других странах и рассеять свойственные этим людям предрассудки".
Дальнейшие переговоры смягчили позицию Драйзера, и его имя в качестве одного из редакторов появилось в первом номере журнала "Америкэн спектейтер", вышедшем в ноябре 1932 года. Журнал имел успех, первый номер быстро разошелся, и издатели выпустили дополнительный тираж в 20 тысяч экземпляров. Драйзер отдался работе в новом журнале с присущей ему энергией, несмотря на то, что он был одним из неоплачиваемых внештатных редакторов, а обязанности по повседневному руководству работой редакции были возложены на платных редакторов Натана и Бойда. Прежде всего он письменно обращается ко многим деятелям с мировым именем с просьбой выступить в новом журнале. Он пишет И. Сталину и Диего Ривере, Леопольду Стоковскому и Альберту Эйнштейну; пытается получить статьи о женском движении в Японии и о южноафриканской литературе, о жизни советских рабочих и крестьян, о народном образовании и медицинской помощи в СССР, о реформах Кемаля Ататюрка и о достижениях современной музыки; просит новые рассказы или отрывки из крупных произведений у Лиона Фейхтвангера и Шервуда Андерсона, Джона Дос Пассоса и Линкольна Стеффенса.
"Наконец-то, по его словам,- как свидетельствует Элен,- у него имеется печатный орган для выражения мыслей - орган, достойный серьезных усилий". И он действительно не жалел усилий, чтобы сделать новый журнал лучше, интереснее. Сохранился детально разработанный им подробный план журнала с точным описанием разделов, а также отдельных материалов, которые могли бы привлечь внимание читателей.
В рекламных проспектах указывалось, что новый журнал намерен публиковать критические материалы того типа, который "отвергает сторонников установившихся условностей, добродетельных моралистов и религиозных фанатиков и отдает предпочтение непринятому и непонятому в противовес принятому и понятому". Драйзер рассчитывал, что журнал превратится в литературный орган, способный вызвать перемены в общественной жизни страны, явится поборником свободы печати и других прав человека.
Во втором номере журнала (декабрь 1932 года) он выступает с проникнутой грустным сарказмом статьей "Великий американский роман". В ней Драйзер пытается привлечь внимание к именам писателей давно забытых, чьи произведения были "яркими образцами реализма", но чьи книги "были признаны опасными и немедленно оплеваны обществом, пропитанным ханжеством и лживой моралью. Авторам их, в том числе и автору "Сестры Керри", общество, издатели и критики объявили бойкот, заклеймивших кличкой бездарных и бесстыдных писак". Драйзер считал, что "не одни издатели, пресса и критики, но сам душевный склад американцев и их моральные воззрения повинны в том, что у нас в корне пресекают всякую попытку честно подойти к изображению жестокой и грубой жизни".
И снова писатель поднимает свой голос против власти денежного мешка: "...Деньги не только установили свою диктатуру, но и создали принципы, в соответствии с которыми должен жить человек. На месте дворцов и соборов прошлого они воздвигли заводы и небоскребы и воскликнули: "Смотрите и преклоняйтесь! Вот каким должен быть мир!" Вместе с тем писатель предупреждает против заполнивших рынок "тупых, посредственных и непристойных" произведений, авторы которых претендуют "не только на реалистическое, но и на сверхреалистическое изображение великосветских и порнографических сторон нашей американской жизни".
По предложению Драйзера в качестве одного из внештатных редакторов журнала был приглашен Шервуд Андерсон, который начал регулярно публиковать в журнале очерки под общим заглавием "Прогулки по Нью-Йорку". Читающая публика хорошо принимала пронизанные легким юмором подобные зарисовки, отображающие, как писал журнал, "жизнь в целом, а также некоторые специфические проблемы нашего времени, в частности".
Натан считал, что каждый материал, публикуемый в журнале, должен отличаться ясностью слога, живостью и легким юмором. Если же он находил тот или иной материал недостаточно блестящим по стилю или же считал его недостаточно талантливым, он обычно отвергал его и отправлял обратно автору. Многие известные литераторы, выступавшие на весьма злободневные темы, были недовольны слишком эстетскими, по их мнению, требованиями Натана и жаловались на него Драйзеру. На этой почве часто возникали серьезные стычки между Драйзером и Натаном.
Драйзера также беспокоило, что в журнале непропорционально большое место уделялось чисто литературным проблемам, а также вопросам искусства. "Безусловно,- писал он 31 октября 1932 года в письме Бойду и Натану,- литература и искусство должны занимать разумное место в нашей программе, однако более общие жизненные сферы деятельности, из которых и вытекают эти формы искусства, должны все же получить предпочтение". И свою деятельность в журнале Драйзер прежде всего рассматривал под этим углом зрения. По его настоянию в мартовском номере журнала за 1933 год был напечатан весьма мрачный рассказ Вернона Шервина "Сувенир" о случае линчевания негра в одном из южных штатов.
В письме Дос Пассосу Драйзер подчеркивал, что его "желание всегда заключалось в том, чтобы ввести в журнал дух социального критицизма и представить веские аргументы в пользу диктатуры масс". Это его стремление наталкивалось на противодействие Натана и Бойда. Они также возражали против публикации в журнале материалов, приветствующих признание СССР правительством Франклина Делано Рузвельта, не хотели публиковать статьи советских авторов, возражали против материалов, разоблачающих махинации монополий. Все попытки Драйзера урегулировать разногласия и найти общий язык с Натаном, который играл первую скрипку в журнале, ни к чему не приводили.
Первоначально журнал, как и предполагалось, не публиковал рекламы и объявления и, таким образом, был независим от взглядов рекламодателей. Однако начиная с номера за август 1933 года в журнале начинают регулярно публиковаться рекламные объявления, что не могло не сказаться и на общем содержании других материалов. К тому же в это время одним из издателей журнала становится известная своей приверженностью к католической религии Катерина Мак-Нелис. Все это, по мнению Драйзера, должно было привести к изменению политического лица журнала. Согласившись сотрудничать в журнале, писал Драйзер другу, литературному редактору журнала "Сан-Франциско бюллетень" Джорджу Дугласу, "я согревал себя надеждой, что, возможно, с приходом в журнал Андерсона и вас я сумею превратить его в орган, открыто бросающий вызов обществу, или же в журнал интеллектуально левого направления, или, в крайнем случае, в выражающий социально-радикальную точку зрения".
Но этим надеждам писателя не суждено было сбыться. Журнал все более превращался в никого не беспокоящий, развлекательный ежемесячник. Поэтому в январе 1934 года он официально уведомил редакцию о своем выходе из состава редакторов. Следует отметить, что в следующем году и все остальные редакторы покинули "Америкэн спектей-тер", журнал продолжал еще год после этого выходить ежемесячно, а с 1936 года совершенно изменил и свое направление, и периодичность, начав выходить 6 раз в год.
Активное участие Драйзера в общественной жизни США в эти годы отнюдь не ограничивалось работой в журнале "Америкэн спектейтер". Летом 1932 года на страницах "Дейли уоркер" он выступает с заявлением "О судебной расправе над жертвами Скоттсборо", в котором резко осуждал решение верховного суда штата Алабама, подтвердившего смертный приговор восьми негритянским юношам. "...Решение, которое фактически было принято в Скоттсборо разъяренной толпой,- гневно писал Драйзер,- получило подтверждение - штат Алабама в лице своей судебной системы с ее высшими и низшими инстанциями подтвердил, к ужасу и возмущению всех порядочных людей, свою врожденную ненависть к неграм, показав тем самым, что он сам недалеко ушел от тупой, по-звериному жестокой толпы".
В ноябре 1932 года Драйзер отправляется в Сан-Франциско, чтобы принять участие в массовом митинге в защиту Тома Муни. Вместе с Линкольном Стеффенсом он посетил Муни в тюрьме, а затем встретился с многочисленными представителями печати. Одна из корреспонденток спросила его:
- Не думаете ли вы, господин Драйзер, что, даже если Муни и невиновен, он все же является слишком опасным анархистом, чтобы разгуливать на свободе?
- Если вы действительно так думаете,- резко ответил ей Драйзер,- то вы просто идиотка, которую никак нельзя держать на свободе.
6 ноября 1932 года более 15 тысяч человек собрались в выставочном зале Сан-Франциско на митинг в защиту Т. Муни. Присутствовавший на митинге Паул Калликот с трибуны подтвердил ранее сделанное им заявление о том, что это он организовал взрыв, который вменялся в вину Т. Муни. В числе других ораторов выступил и Драйзер, который остановился не только на судьбе Муни, но и рассказал о бедственном положении тысяч шахтеров в штате Кентукки, и сделал вывод о том, что дело Муни - это проявление "той же классовой борьбы, которая взволновала Кентукки". Писатель своим выступлением, как и предыдущими заявлениями по этому поводу, пытался помочь "широким массам Америки осознать, что закон и суд у нас находятся под контролем и руководством монополий и что только коренное изменение всего образа жизни нации принесет справедливость каждому".
Из Сан-Франциско Драйзер поехал в Голливуд навестить старых знакомых. Совершенно неожиданно поездка эта закончилась заключением нового контракта с фирмой "Парамаунт паблис корпорейшн". Узнавший из газет о приезде писателя глава калифорнийских студий фирмы Бен Шульберт встретился с писателем и договорился с ним о постановке фильма по мотивам романа "Дженни Герхардт". Драйзер был рад заключению этого контракта, так как он продолжал возлагать большие надежды на возможности кинематографа и также потому, что полученный гонорар значительно улучшил его финансовое положение.
Драйзер загорелся идеей создать реалистическую киноэпопею. В основу сценария он и на этот раз решил положить историческое событие - восстание рабочих табачных плантаций и фермеров против хозяев табачного треста "Дьюк". Причиной восстания послужили низкие закупочные цены на табак, которые не давали возможности фермерам сводить концы с концами. Восставшие выдержали не одну схватку с войсками, сожгли несколько крупных складов табака. События эти имели место в 1906-1907 годах в штатах Кентукки и Теннесси и в те годы привлекли к себе внимание всей страны.
Возвратившийся из поездки Драйзер несколько недель не мог говорить ни о чем другом, кроме своей новой работы. Сначала он дал ей название "Восстание", а затем заменил на "Табак". Идею его поддержали кинооператор Хай Крафт, художник Хьюберт Девис и другие. В январе 1933 года Драйзер вместе с Крафтом едет в городок Хопкинс-вилл (штат Кентукки), в окрестностях которого и происходило восстание. Уже первая прогулка по городу убедила писателя в том, что положение местных рабочих за прошедшие годы вряд ли улучшилось, всюду он встречал разваливающиеся халупы и ужасную нищету. Несколько недель Драйзер объезжал окрестности, беседовал со сборщиками табака, участниками восстания, внимательно осматривал лачугу, в которой родился один из руководителей восстания, знакомился с условиями жизни и работы фермеров, внимательно читал пожелтевшие от времени листы местных газет. Он часами мог под ледяным ветром ходить по табачным полям, чтобы наглядно представить себе, как растет табак. Ему хотелось, чтобы фильм сняли прямо здесь же, на этих полях, среди этих лачуг, которые были непосредственными свидетелями происшедших событий. Он хмуро выслушивал возражения, ссылки на несовершенство съемочной аппаратуры. Разве все эти операторы и режиссеры способны создать эффект подлинной жизни - напряженной, грубой человеческой драмы? Он был уверен, что его реалистический подход к киносъемкам может раскрыть перед кино новые, неизведанные возможности.
Драйзер создает сценарий фильма, "потрясающую историю о людях на грани рабства, хозяева которых наживают баснословные прибыли на продаже сигарет". По замыслу писателя фильм должен был закончиться сценой пожара - сборщики табака поджигают склады своих хозяев. Но замыслам писателя не суждено было воплотиться на экране - в Соединенных Штатах не нашлось кинофирмы, пожелавшей взяться за постановку фильма. Сценарий его так и остался неопубликованным. Сам писатель в интервью с нью-йоркским корреспондентом газеты "Правда" так говорил о судьбе сценария: "Вот я побывал в Кентукки, видел горняков, видел испольщиков-крестьян, познакомился с их судьбой и написал киносценарий "Табак". Я написал о судьбе крестьянина, полураба на табачной плантации. Ну и что же? Продать сценарий некому. Ни одна кинофирма не купит. Публике, мол, такие вещи не по вкусу. Да и как сочетать этот материал с голливудской "красивостью"? Нет у меня в картине и любовной интриги".
В конце 1932 года вышла из печати биография Драйзера, написанная Дороти Дадли. Книга эта называлась "Забытые границы. Драйзер и земля свободы". Писателю предоставили возможность ознакомиться с ней в типографских гранках, и он считал, что книга Дадли является "весьма интересной реакцией на американскую действительность и интересной ее интерпретацией".
В числе гостей, посещавших Драйзера и Элен этой зимой, был журналист О. Макинттайр. Он так описал одну из встреч с Драйзером: "Предметом разговора, где талант его проявляется с особым блеском, неизменно служат отталкивающие явления жизни, такие, как торговля белыми рабами в Рио или злоупотребление детским трудом. При этом лицо его багровеет до апоплексического оттенка. После одной из таких вспышек он пригласил меня посмотреть выкопанную им канаву, куда он отвел воду из пруда. И как он был горд этим нехитрым достижением! Теперь он опять превратился в того смирного Тедди, каким его знают близкие. Скромный работяга, гордый делом рук своих! Было поздно, и месяц висел в небе, как тонкая кривая сабля. Когда машина, увозившая нас, въехала на гору, я оглянулся. Драйзер сидел в свой качалке, освещенный сбоку лунным светом, быстро раскачиваясь и яростно комкая в руках свой платок. Силуэт большого серого волка!"
Хотя Драйзер много времени проводил в загородном доме, он часто бывал в городе, встречался с друзьями, издателями, посещал художественные выставки. На одной из таких выставок он познакомился с французскими художниками, с большим интересом слушал их рассказ о деятельности французского общества дружбы с СССР, которое в то время объединяло более миллиона членов.
Продолжавшаяся в стране экономическая депрессия породила на свет целый ряд предложений, каким способом можно быстрее с ней покончить. Внимание писателя привлекли сообщения газет о создании преподавателем Колумбийского университета Говардом Скоттом компании "Технократия", которая бралась разрешить все проблемы, если ей доверят руководство экономикой страны. Предложение это вызвало многочисленные доброжелательные отклики простых граждан. Драйзер хорошо знал Скотта: они были соседями в Гринвич-Вилледж. Он пишет Скотту письмо, в котором подробно расспрашивает о предложенном эксперименте, говорит об этом с друзьями, рассказывает о своих размышлениях в письме московскому литературоведу С. С. Динамову. Писатель подчеркивает "огромное значение машины, механизма в любом справедливо устроенном обществе", говорит о "необходимости в техническом специалисте как неотъемлемой части государства нового типа". Предложение Скотта заставляет его задуматься над тем, какую роль должны играть в государстве технические специалисты, не приведет ли усиление их роли к созданию диктатуры технократии.
Летом 1933 года Драйзер много путешествует: вместе с Элен он посещает нескольких друзей, а затем отправляется самолетом в Чикаго, чтобы осмотреть всемирную "Выставку века прогресса". "Выставка с ее залитыми огнями каналами,- вспоминает Элен,- постройками в стиле модерн и интересными экспонатами была удивительно красива. Мы провели большую часть времени в научных павильонах, так как Драйзер в это время занимался собиранием научных данных для своих философских очерков, которые он собирался издать в одном томе".
Когда в августе постоянный обозреватель газеты "Нью-Йорк миррор" У. Уинчелл уехал в отпуск, редакция попросила Драйзера написать очередное обозрение. Он откликнулся статьей "Мухи и саранча", в которой обличал всех тех, кто видит цель жизни в извлечении прибыли, паразитов, саранчу - дельцов, банкиров, политиканов, чиновников...
Он с большим вниманием следит за первыми шагами администрации Ф. Рузвельта. "Интересно увидеть, что получится из этого эксперимента Рузвельта",- замечает он в частном письме.
Когда Генри Форд отказался подчиниться введенному Ф. Рузвельтом новому трудовому законодательству, предоставившему рабочим право коллективно вести переговоры с предпринимателями, Драйзер направил президенту телеграмму, в которой не только осуждал действия Форда, но и предлагал предпринять против него решительные меры. "Вы столкнулись с изживающими себя представителями вымирающей системы индустриальных диктаторов, и Генри Форд является одним из них. Они должны значительно больше стране, которая дала им процветание, чем страна должна им, однако они все еще пытаются определять не только ведение собственного дела, но и саму политику нации, которая обеспечивает их существование. Определенное общественное преклонение перед деловым успехом привело к тому, что они рассматривают себя не только как деловых людей, но и в качестве государственных деятелей. Рассейте это заблуждение... Используйте полностью и даже диктаторски вашу официальную власть для воздействия на американский народ..."
Вместе с тем Драйзер много времени уделяет работе над "Стоиком", создает несколько новых рассказов, среди них "Мэтьюсон", "Начало жизни" и другие. Рассказ "Мэтьюсон" представляет собой одну из жизненных историй, примыкающую к тем, которые ранее составили сборник "Двенадцать мужчин". Мэтьюсон был "журналистом и оригинальным поэтом и писателем, если не в силу достижений своего пера, то по самому складу характера". Автор противопоставляет своего мечтательного, тонко чувствующего жизнь, восприимчивого героя "энергичным, удачливым, алчным и грубым" людям, тем, кто рассматривает "жизнь как нечто, что можно взять штурмом, или же одолеть хитростью, или - что еще хуже - несправедливостью...". Свои наблюдения Мэтьюсон записывает на клочках бумаги, которые разбросаны повсюду в его комнате. "Борьба за жизнь без насилия - всего лишь мечта; жить только путем насилия - эстетическая смерть",- этой записью Мэтьюсона кончает свой рассказ автор.
Поэтическая, возвышенная история не нашедшего себе места в реальной действительности и покончившего с собой Мэтьюсона взята писателем из жизни. Прообразом Мэтьюсона послужил знакомый журналист, которого писатель хорошо знал в годы работы в газетах Сент-Луиса. История эта, как и ряд других рассказов, была отвергнута несколькими журналами, прежде чем право на ее публикацию приобрел журнал "Эсквайр".
В конце 1933 года умер от пневмонии Хорэс Ливрайт. В некрологах на его смерть газеты отмечали поддержку им "настоящей литературы", его длительную борьбу против цензуры. В похоронах приняли участие многие писатели, в том числе Т. Драйзер и Э. Синклер.
После смерти Ливрайта его издательство обанкротилось, и Драйзер снова встал перед проблемой - нужно было найти нового издателя. А пока книги его не рекламировались и не продавались, хотя с выходом на экран фильма "Дженни Герхардт" сложилась хорошая конъюнктура для распространения одноименного романа. Писатель хотел было выкупить все непроданные экземпляры своих книг и их матрицы, но запрошенная цена была ему явно не по карману. Отношения писателя с правопреемниками Ливрайта стали предметом длительного арбитражного разбирательства, пока в конце концов он не был вынужден уплатить им крупную сумму денег.
В конце 1933 года власти его родного штата Индиана разослали в учебные заведения и библиотеки список четырнадцати крупнейших писателей - уроженцев штата. В этом списке были представлены автор сентиментальных романов Джин Стрэттон Портер и сатирик Джордж Эйд, исторический романист Чарльз Мэйор, дипломат и романист Клод Бауэре, другие писатели, но в нем не нашлось места для Теодора Драйзера. Газета "Эвансвилль пресс" опубликовала в этой связи статью "Теодор Драйзер - забытый человек из Индианы". Статья эта невольно проливала свет на явные и скрытые попытки приуменьшить значение Драйзера - писателя и мыслителя, на стремление низвести все его творчество к натурализму, а его политические выступления против капитализма - к причудам эксцентричного человека.