Глава 7. Свободный литератор

Обосновавшись в своей комнате, из которой открывался вид на реку Гудзон и раскинувшиеся за ней просторы штата Нью-Джерси, Драйзер полностью ушел в работу над "Дженни Герхардт". По его просьбе опытные мастера переделали рояль Поля в огромный письменный стол, и он теперь большую часть дня проводил за этим столом. Работа продвигалась довольно быстро, и вскоре роман был закончен. Первыми прочли его несколько друзей писателя и жена, с которой отношения начали налаживаться. Всем им роман понравился, за исключением концовки. Дело в том, что в первом варианте рукопись имела счастливый конец: Лестер примирялся с тем, что Дженни имела ребенка, и женился на ней. И все, кто читал роман в рукописи, возражали против такого благополучного исхода.

"Мне пришло в голову,- писала Драйзеру дочь одного из его приятелей, прочитавшая рукопись,- что если бы Лестер женился на Летти, то трагедия Дженни была бы еще более глубокой. Всей этой истории необходима острота, и ее можно достигнуть только непрерывными страданиями Дженни. Потеря ею Лестера и приведет к этому". Драйзер и сам уже начинал сознавать, что благополучный исход истории взаимоотношений Дженни и Лестера никак не отвечает правде жизни, является искусственным. И он решительно переделывает конец романа.

Прочитавший переработанный вариант романа Генри Менкен остался им очень доволен. "Чтобы отыскать что-то подобное, нужно обращаться к Гарди и Конраду,- писал он.- ...Вы написали роман, который не мог бы написать ни один из современных американцев... Мои искренние поздравления. Во что бы то ни стало познакомьте меня с вашей третьей книгой... Вы создали по-настоящему большое произведение".

Передав "Дженни Герхардт" издательству "Харнерс", Драйзер начал работать одновременно над двумя новыми романами - "Гений" и "Финансист". Он был так увлечен своими творческими замыслами, что сообщал Менкену: "Я намереваюсь написать еще три книги (после "Дженни")... затем, если романы не принесут мне денег, собираюсь редактировать еженедельный журнал. Думаю, что смогу писать по книге каждые шесть месяцев, поэтому я не останусь слишком долго вне сферы редакторской деятельности, если, конечно, мое нынешнее занятие не принесет мне достаточных доходов". В августе 1911 года роман "Гений" был в основном завершен, однако издательство настаивало на том, чтобы писатель раньше выпустил в свет роман "Финансист", поэтому Драйзер вынужден был отложить работу над "Гением" и все свое время посвятить написанию "Финансиста".

Вышедшая в свет в октябре 1911 года "Дженни Герхардт" в целом была встречена критикой благожелательно. Правда, не обошлось и на этот раз без обвинений в "аморальности", в основном в провинциальной печати. Большая пресса встретила роман почти восторженно. Чикагская "Ивнинг пост" посвятила "Дженни Герхардт" целую страницу, назвав ее "великой книгой". Респектабельный журнал "Букмэн" писал: "История Дженни заставляет сердце читателя сжиматься снова и снова в беспомощной жалости", и заявлял, что Драйзер достоин "самой высокой похвалы". "Нью-Йорк геральд" утверждала, что роман "почти заслужил определение "великий". Генри Менкен в журнале "Смарт сет" писал, что "Дженни Герхардт" является "лучшим американским романом, который я когда-либо читал, за исключением высящегося, подобно Гималаям, "Гекльберри Финна".

Драйзера все же больше беспокоили критические высказывания, чем громкая похвала. Его обрадовало лишь то обстоятельство, что прибывший в это время в Соединенные Штаты Арнольд Беннет заявил журналистам, что из американской литературы он знает одного Драйзера. "Я знаю роман под названием "Сестра Керри", принадлежащий человеку по имени Теодор Драйзер... Я все время спрашиваю у всех, читали ли они этот роман, и обнаруживаю, что никто его не читал. Когда они признаются в этом, я обычно говорю: "Обязательно прочтите его".

В центре романа "Дженни Герхардт", как и в "Сестре Керри", судьба бедной американской девушки, дочери стеклодува. Но на этом и оканчивается сходство между двумя романами и их героинями. Керри - эгоистка с решительным характером, не лишенная практической сметки, зараженная типично американским недугом - неудержимым стремлением к богатству и наслаждениям.

Дженни - натура совершенно иного склада, идеалистка и мечтательница. "Эта бедная девушка, которую нужда заставила помогать матери, стиравшей на сенатора, брать у него грязное белье и относить чистое, обладала чудесным мягким характером, всю прелесть которого не выразишь словами. Бывают такие редкие, особенные натуры, которые приходят в мир, не ведая зачем, и уходят из жизни, так ничего и не поняв... И если бы никто не остановил их словами: "Это мое",- они, сияя счастьем, могли бы без конца странствовать по земле с песнью, которую когда-нибудь услышит весь мир. Это песнь доброты. Но, втиснутые в клетку реального мира, такие люди почти всегда ему чужды".

В "Сестре Керри" окружающий героиню реальный мир американской действительности засасывает ее, постепенно подчиняя своим волчьим законам, отнимая у нее простые, но в то же время великие человеческие радости - сочувствие, любовь, материнство. Дженни, подобно Керри, тоже бедна и тоже становится поначалу жертвой обстоятельств - полюбивший ее сенатор Брэндер скоропостижно умирает, когда она ждет от него ребенка. Узнавший обо всем отец выгоняет дочь на улицу. "...Невежество и косность окружающих мешали им видеть в ее состоянии что-либо, кроме подлого и злонамеренного нарушения законов общества, и это каралось всеобщим презрением. Ей оставалось лишь избегать косых взглядов и молча переживать происходившую в ней великую перемену".

Уехав из родного города и устроившись работать горничной в Кливленде, Дженни не забывает о родных, она организует переезд к себе матери, братьев и сестер. В доме своих хозяев Дженни знакомится с сыном богатого фабриканта Лестером Кейном, которого привлекают в ней "отзывчивость, доброта, красота и молодость". Но вспыхнувшая любовь не приносит им счастья. Лестер "совершил две серьезнейшие ошибки, сначала - не женившись на Дженни, что избавило бы его от толков и пересудов; а затем - не согласившись отпустить ее, когда она сама пыталась от него уйти". Оставленная Лестером, женившимся на богатой наследнице, Дженни одиноко живет с дочерью, но тяжкая болезнь отнимает у нее дочь. Оставшись одна, Дженни берет на воспитание двух сирот - девочку и мальчика. Тем временем Лестер становится крупным нью-йоркским бизнесменом. В один из своих приездов в Чикаго он заболевает. Последние его дни скрашивает лишь присутствие по-прежнему любящей его Дженни. "Что же дальше? - провожая Лестера в последний путь, думает Дженни.- Она еще не стара. Нужно воспитать своих приемышей. Пройдет немного времени, они оперятся, уйдут от нее, а дальше? Бесконечная вереница дней, один как другой, а потом?.."

Здесь автор ставит последнюю точку, и мы расстаемся с идеалисткой и мечтательницей Дженни Герхардт. В творчестве Драйзера роман этот занимает особое место. В центре внимания писателя - столкновение героини простой и чистой, отзывчивой и доброй с жестокой действительностью буржуазного общества.

Но в том-то и заключается основное отличие Дженни от Керри, что она не только не становится покорной рабыней общества, а вопреки всем жизненным обстоятельствам, вопреки обществу, которое отнимает у нее любимого, создает свой собственный мир, мир доброты и нежности, так непохожий на все, что ее окружало. Обеспеченная Лестером, Дженни могла бы жить в свое удовольствие, наслаждаясь теми обычными мещанскими радостями жизни, к которым так стремилась Керри,- пустыми развлечениями, нарядами. Но глубокая, чистая натура Дженни требует большего, она находит себя в любви к детям, в том, что отдает все свое душевное тепло сначала своей дочери Весте, а после ее смерти - приемным детям. В широком смысле Дженни - положительная героиня, хотя ее деятельность и не выходит за пределы ее собственного замкнутого мирка. Буржуазному обществу нет дела до Дженни, до ее забот. Именно поэтому перед ней стоит этот вопрос: "Что же дальше?"

Известная камерность образа Дженни заключена в самой узости ее полезной деятельности, она внутренне и сама это понимает. Здесь сказывается ограниченность мышления автора, которому еще суждено будет оценить опыт Октябрьской революции, своими глазами увидеть новое общество людей, строящих социализм, чтобы понять, где выход для таких личностей, как Дженни. Но ограниченность эта - ограниченность исторических условий, продиктованная особенностями развития американского общества. Образ Дженни Герхардт, описание ее внутреннего мира являются безусловной удачей крупного художника, показавшего нам личность незаурядную, способную на многое. Вместе с тем в "Дженни Герхардт" писатель впервые дает наброски облика американского капиталиста. В романе действуют два крупных бизнесмена - Роберт и Лестер Кейны. Братья - люди разного склада, разного подхода и к жизни, и к бизнесу. Роберт "был проницателен и прижимист - качества, весьма существенные для дельца, ибо в делах без них не обойтись... Роберт Кейн был жестокий человек, делец с большим будущим", который "посвятил себя хладнокровной, упорной погоне за всемогущим долларом". Лестер же "был мягче, человечнее, он благодушнее ко всему относился". "...Наделенный богатым воображением и недюжинным умом", Лестер, "на свое горе, не обладал тупой, самодовольной уверенностью в собственном превосходстве, столь необходимой для достижения успехов в коммерческих делах". Таким образом, в "Дженни Герхардт" писатель уже намечает контуры образов тех американских дельцов, которые займут центральное место в его знаменитой "Трилогии желания".

"Дженни Герхардт", как и "Сестра Керри", вмещает много автобиографического материала. Прежде всего это относится к описанию семьи Герхардтов. Отец семейства Уильям Герхардт наделен многими чертами Джона Поля Драйзера. Как и отец писателя, "еще восемнадцатилетним юношей он возмутился несправедливостью закона о всеобщей воинской повинности и бежал в Париж. А оттуда он переправился в Америку, эту землю обетованную. Прибыв сюда, он сначала подался из Нью-Йорка в Филадельфию, а потом и дальше на Запад...".

Сходство между ними отнюдь не ограничивается внешними обстоятельствами жизни. Как известно, глава семейства Драйзеров отличался глубокой религиозностью, жена его, происходившая из секты меннонитов, после замужества начала исповедовать религию мужа. Герхардт также "был истый лютеранин - аккуратное посещение церкви и соблюдение всех домашних обрядов укрепило за многие годы его взгляды и верования. В доме его отца слово священника было законом, и Герхардт унаследовал убеждение, что лютеранская церковь безупречна и ее учение о загробной жизни непогрешимо и непререкаемо. Жена его, формально исповедовавшая учение меннонитов, охотно приняла вероисповедание мужа. Итак, семейство было вполне богобоязненное. Куда бы ни приезжали Герхардты, они прежде всего вступали в число прихожан местной лютеранской церкви, и священник становился желанным гостем в их доме".

Описание первой любви Дженни, ее судьба после рождения ребенка напоминают житейскую историю, происшедшую с одной из сестер писателя, когда они жили в Варшаве. Автобиографичность ощущается и в описаниях повседневного быта семейства Герхардтов, и в сценах их переезда из Колумбуса в Кливленд, и на многих других страницах романа.

"Дженни Герхардт" раскрывает перед нами новую черту таланта писателя - глубокую лиричность в описании образа героини, умение передать тончайшие человеческие переживания, за которыми стоит полное искреннего сочувствия отношение писателя к простым людям, то сочувствие, которое неизменно присутствовало во всех его очерках и репортажах, посвященных описанию тяжкой доли людей труда.

Несмотря на положительную в общем оценку прессы, книга расходилась не так быстро, как того хотел бы писатель и его почитатели. "На вашем месте я бы не проявлял столько заинтересованности во мне,- писал Драйзер в январе 1912 года английскому издателю Гранту Ричардсу.- Мне не суждено стать автором книг, которым уготована судьба полных или хотя бы наполовину бестселлеров. Я найду удовлетворение лишь к высказываниях критики, и то если повезет. Одобрение критиков не способствует продаже книг, а их безразличие отнюдь не мешает автору. Я просто не интересую публику - в этом все дело".

И действительно, до конца 1911 года было продано всего лишь 7720 экземпляров романа, в то время как одна из сентиментальных книг Джин Стрэттон Портер - роман "Жнец" - за короткий срок разошлась тиражом, превысившим 1 миллион экземпляров. Обескураженный таким поворотом событий, Драйзер писал с горечью в ноябре 1911 года в одном из своих писем: "Кажется почти невозможным заставить моих соотечественников-американцев признать, что я все еще жив. Я подумываю о переезде в Лондон".

А ведь критики отмечали, что "как произведение искусства "Дженни Герхардт" в высшей степени заслуживает успеха". Правда, некоторые американские критики пытались объяснить холодный прием романа тем, что писатель якобы и на этот раз выбрал не тех героев. "Роман с "содержанкой" в качестве главного действующего лица и сам по себе показался бы чем-то необычным,- отмечал впоследствии один из американских критиков.- Но если содержанка представлена настолько хорошей, настолько восхитительной, настолько обладающей положительными достоинствами, что все это намного возвышает ее над обычными дамами общества, то мы обнаруживаем роман, который бросает вызов общепринятым традициям и который подходит с необычными мерками к проблеме роли человека в обществе".

Как видим, дело было не только и не столько в выборе героев произведения, сколько в тех чертах характера, в тех человеческих качествах, которые им придал автор.

Писатель ставит чистоту помыслов Дженни намного выше морали капиталистического общества, которое своими требованиями разрушает ее счастье. В романе от начала до конца обличаются те социальные условия, которые лишают героиню по праву принадлежащей ей любви Лестера. Между ними встает та самая "гранитная стена" социального положения, которую Драйзер с такой удивительной силой описал еще в "Сестре Керри".

"Дженни Герхардт", подобно первому роману писателя, также произведение глубоко социальное, весь пафос которого направлен против буржуазной морали, против ее религиозных догм, против социальной несправедливости.

Драйзер продолжает думать о поездке в Лондон, в Европу. Ричардс договаривается с издательством "Сенчюри", и оно выдает Драйзеру аванс с условием, что по возвращении он напишет для выпускавшегося этим издательством журнала три очерка, а также предоставит издательству право на выпуск книги своих европейских путевых впечатлений. Издательство "Харперс" также выдает ему аванс в счет "Финансиста" и часть гонорара за "Дженни Герхардт". Перед отъездом из Нью-Йорка Драйзер делает попытку узнать лондонский адрес Тельмы, но безуспешно. Ему обещают, что сообщат Тельме его адрес. Как только мать и дочь Гудлиппы узнают о приезде Драйзера в Лондон, они собирают свои вещи и уезжают в обратном направлении - в Нью-Йорк.

Больше месяца Драйзер проводит в Англии, знакомясь со страной. Затем он посещает Францию, Италию, Германию, Голландию, Монако. Однако путешествие не приносит должного удовлетворения - его беспокоит весьма жесткий бюджет, тяготит подчеркнутое внимание и заботы со стороны Ричардса. Тем более что тот не скрывает своей заинтересованности получить права на издание произведений Драйзера в Англии. В середине апреля 1912 года Драйзер решает, что пора возвращаться в Нью-Йорк. Сначала он собирался совершить переезд через океан на "Титанике", но по соображениям экономии отплыл несколькими днями позже на пароходе "Крунлэнд". Прибыв 23 апреля в Нью-Йорк, Драйзер узнает о гибели "Титаника". "Я рад, что не отплыл на "Титанике",- пишет он Ричардсу.- До глубины души рад снова оказаться на родной земле..."

Пока Драйзер путешествовал по Европе, в издательстве "Харперс" перепечатали на машинке первые 39 глав "Финансиста", оставленные писателем в качестве залога за полученный аванс, прочли их и теперь требовали как можно быстрее прислать остальной текст. Писатель сразу же берется за продолжение романа и одновременно ведет переговоры с издательством о том, как будет издаваться книга. По замыслу писателя рукопись, над которой он работал, должна была стать первой частью трилогии под общим названием "Финансист". Однако в издательстве считали, что выпуск в свет только первой части серьезно повлияет на возможности сбыта. После долгих переговоров было решено издать роман под названием "Финансист", не указывая, что это первая часть трилогии, которая получила общее название "Трилогия желания".

В конце XIX - начале XX века в Соединенных Штатах создавались новые крупные состояния, вершителями экономических и политических судеб страны становятся представители финансового капитала, которых одно время не без оснований называли "баронами-разбойниками". И Драйзер в своем новом романе показывает путь наверх типичного представителя "баронов-разбойников", филадельфийского дельца Фрэнка Алджернона Каупервуда.

Американское общество знало, что многие миллионные состояния наживались нечестным путем. Ида Тарбелл, дочь одного из нефтепромышленников, разоренных конкурентами, в 1904 году издала книгу "История Стандард ойл компани", в которой рассказала правду о тех методах, какими создавались крупнейшие монополии.

В том же 1904 году журнал "Эврибодиз мэгэзин" начал публикацию глав из книги Томаса Лоусона "Взбесившиеся финансы", в которой автор рассказал о неприглядных манипуляциях в конторах и на фондовой бирже Уолл-стрит. Подобные материалы появлялись и на страницах многих других журналов, их авторы впоследствии получили от президента Теодора Рузвельта прозвище "разгребатели грязи". Они писали, по свидетельству Ван Вик Брукса, "об "обезумевших финансистах" и ловкачах из страховых обществ, о преступных махинациях на железных дорогах и в городских ратушах, на предприятиях по производству лекарств и продуктов питания и в конгрессе...".

Однако мировоззрение "разгребателей грязи" было весьма ограниченным. "Они знали,- пишет Ван Вик Брукс,- что от капиталистов, по выражению Иды Тарбелл, "нечего ждать справедливости", и все же продолжали уповать на "перевоспитание" с помощью реформ руководителей "высокой политики" и "большого бизнеса", хотя уже Норрис в романах "Спрут" и "Омут" указал на всю нереальность подобных представлений". Другим существенным недостатком являлась литературно-художественная слабость произведений этого направления.

"Финансист" Драйзера был первым крупным художественным произведением, получившим общенациональную известность, в котором приоткрывалась завеса над святая святых американского бизнеса - деятельностью огромных финансовых монополий.

Драйзер, прежде чем приняться за работу над "Трилогией желания", много времени посвятил скрупулезному изучению доступных материалов, знакомству с воротилами финансовой жизни. Для журналов он создает целую серию портретов крупнейших финансовых дельцов под рубрикой "Жизненные истории преуспевших людей".

За основу для романа писатель взял жизнь и карьеру небезызвестного "барона-разбойника" миллионера Чарлза Тайзона Йеркеса. Он изучает досье филадельфийских газет, встречается с людьми, лично знавшими Йеркеса, читает биографии других миллионеров. Почему он избирает в качестве прототипа героя своей трилогии именно Йеркеса, а не кого-либо другого? Нам кажется, что выбор писателя диктовался несколькими обстоятельствами. Прежде всего Йеркес действовал в Филадельфии, Чикаго, Нью-Йорке, то есть именно в тех городах, которые хорошо знал писатель. Йеркес умер в 1905 году, и легко было собрать подробные материалы о его деятельности, услышать рассказы очевидцев. Вероятно, не последнюю роль играло и то обстоятельство, что после Йеркеса не осталось прямых наследников, которые могли бы воспротивиться публикации книги о своем родственнике.

Возобновив работу над романом, Драйзер первым делом снова отправляется в Филадельфию. Он изучает там книги записей актов гражданского состояния за 1870 и 1871 годы, с помощью своего друга Джозефа Уоутса разузнает мельчайшие подробности жизни Йеркеса - к каким клубам он принадлежал, какие устраивал приемы и где, в каком доме размещалась его фирма. Он также знакомится с точным планом помещений фондовой биржи, с подлинной историей фирмы и многими другими материалами. В конце июня Драйзер снова обосновался в Нью-Йорке, поселившись с женой в квартире на Бродвее. Работа над романом продвигалась успешно - 2 июля ушли в набор первые 350 страниц, а к концу августа он был закончен. Писатель внес очень большие и существенные поправки в корректуру, издательство предъявило ему счет за эти поправки на внушительную сумму в 726 долларов 90 центов. Как бы там ни было, в октябре 1912 года новый роман Теодора Драйзера вышел в свет.

"Финансист" многим отличается от предыдущих двух романов писателя. И сестра Керри, и Дженни Герхардт были слабыми женщинами, пытающимися как-то устроить свою судьбу и являющимися в разной степени жертвами стечения обстоятельств. Такие герои теперь уже не привлекают писателя. "Может быть, это прозвучит нелояльно, но характер типа Дженни больше не привлекает меня",- заявил он в июне 1912 года корреспонденту "Нью-Йорк тайме". И герой его нового романа - мужчина-бизнесмен, человек, пытающийся подчинить своей воле не только других людей, но и сами обстоятельства, бросивший открытый вызов общепринятым моральным нормам.

Фрэнк Алджернон Каупервуд - образ собирательный, типический. Менкен, прочитавший роман в корректурных гранках, писал Драйзеру: "Вы изобразили, объяснили и описали Каупервуда почти блестяще. Вы создали его настолько реальным, насколько может быть реальным человек. Его окружение, и люди, и обстановка также совершенно правдивы. Никогда еще не была создана лучшая картина тайного политико-финансового сообщества. Она полностью точная и полностью американская".

В образе Фрэнка Каупервуда писатель изобразил человека, который не признает никаких ограничений и пределов. Один из первых советских исследователей творчества Т. Драйзера, С. С. Динамов, отмечал, что личность Каупервуда характеризуется весьма определенными чертами: стремлением к богатству, холодной рассудочностью и отсутствием сентиментальности, наклонностью к спекулятивным сделкам. В то же время он финансист крупного масштаба, просвещенный капиталист. Его, как и весь класс, характеризует предельная внутренняя опустошенность, отсутствие общественных целей, ограниченный эгоизм.

Каупервуд еще с детства усвоил, что в окружающем его мире "все затруднения разрешает сила, умственная и физическая. Ведь вот промышленные и финансовые магнаты могут же поступать - и поступают - в этой жизни, как им заблагорассудится!.. Более того, все эти жалкие блюстители так называемого закона и морали - и пресса, церковь, полиция, и в первую очередь добровольные моралисты, неистово поносящие порок, когда они обнаруживают его в низших классах, но трусливо умолкающие, если дело коснется власть имущих, они и пикнуть не смели, покуда человек оставался в силе...".

И Каупервуд делает все, чтобы "оставаться в силе", его девиз: "Мои желания - прежде всего". Для него не существует иного закона, чем закон наживы; он не признает никакой морали, кроме своих желаний, и действует по принципу "с волками жить - по-волчьи выть". Хищническая сущность натуры Каупервуда, натуры капиталистического воротилы, раскрывается писателем постепенно. В детстве Фрэнк - любознательный мальчишка, прирожденный вожак, независимый, смелый и задорный.

Он рано начал задумываться над смыслом жизни. "Что это за штука, жизнь, и как она устроена?" - вот вопрос, на который ищет ответ десятилетний Фрэнк. Однажды он видит, как в аквариуме омар уничтожает каракатицу. "Этот случай произвел на Фрэнка неизгладимое впечатление. В общих чертах он давал ответ на загадку, долго мучившую его: как устроена жизнь? Вот так все живое и существует - одно за счет другого... Одни люди живут за счет других".

Усвоив этот принцип, Фрэнк продолжает присматриваться к жизни и постепенно уясняет силу денег, силу золота; его привлекает и увлекает карьера финансиста, "с тринадцати лет все его помыслы были обращены на финансовое дело...". К двадцати годам он приходит к выводу, что "настоящий человек никогда не станет... покорным исполнителем чужой воли", и он стремится открыть собственное дело. Став владельцем учетно-вексельной конторы, Каупервуд начинает понимать закулисную сторону многих финансовых операций: "Все чиновники города и штата занимались спекуляцией... В Филадельфии действовала целая шайка: в долю входили мэр города, несколько членов муниципалитета, казначей, начальник полиции, уполномоченный по общественным работам и другие чиновники. Их девиз был "рука руку моет".

Да и Каупервуд не принадлежал к людям, склонным терзаться угрызениями совести. Вскоре он отлично поладил с шайкой чиновников-казнокрадов и стал в их среде своим человеком. К тридцати четырем годам "его банкирская контора оценивалась в два миллиона долларов, из которых едва ли не полмиллиона принадлежали ему лично, и, судя по перспективам, открывавшимся перед ним, он в скором времени мог стать соперником любого американского богача".

Но разразившийся в конце 1871 года финансовый кризис вскрыл неблаговидные финансовые операции Каупервуда, и он оказался в тюрьме, где провел тринадцать месяцев. По выходе из тюрьмы Каупервуд снова подвизался на бирже. Биржевая паника 1873 года помогла ему стать миллионером. Он решает покинуть Филадельфию и попытать счастья в Чикаго, ибо именно туда "в огромных количествах" текло золото, манившее его с детства. Он "понимал, что значит направление золотого потока. Там, куда оно течет, процветает деловая жизнь, там все кипит, все находится в состоянии непрерывного роста. Теперь он хотел собственными глазами увидеть, чего можно ждать от Запада".

На этом заканчивается первый роман "Трилогии желания", в котором писателю удалось нарисовать впечатляющую картину мрачного мира империалистических дельцов, показать всю фальшь буржуазной морали, раскрыть разъедающую американское общество коррупцию.

Официальная критика встретила "Финансиста" со значительно меньшим энтузиазмом, чем друг писателя Менкен. Рецензенты считали роман скучным, слишком прямолинейным, но не могли не признать его правдивости. Естественно, такая оценка романа не способствовала его распространению.

С выходом в свет "Финансиста" Т. Драйзер становится признанным и бесспорным лидером реалистического направления в американской литературе. В то время как современные ему писатели основывали свои романы на традиционном индивидуализме, прелестях сельской жизни и удовольствиях мелких собственников, Т. Драйзер в "Финансисте" обращается к святая святых капиталистического общества - образу крупного магната капитала. Писатель, как отмечали американские критики, показывает Фрэнка Алджернона Каупервуда как "высшее проявление общества стяжателей, в котором он так доминирующе властвует". Такой портрет финансового воротилы пришелся не по вкусу и власть имущим, и выражавшим их взгляды американским критикам, однако многие из них вынуждены были признать, что писателю удалось путем "неутомимого исследования" и через мельчайшие детали создать подлинную "летопись индустриально-коммерческой нравственности". Критики признавали, что хотя "капитализм отказал юному Драйзеру в своих плодах, но он не сделал его слепым к порокам" буржуазного общества.

Но писатель не ограничивается раскрытием стяжательской сущности капиталиста Каупервуда. Финансист действует не в безвоздушном пространстве, а в конкретных исторических условиях американской действительности второй половины XIX века. Он был свидетелем финансового кризиса 1857 года. Во время войны между Севером и Югом Каупервуд отнюдь не стремился вступить в ряды армии, "нет, лучше он будет наживать деньги и заниматься делами политическими, общественными, финансовыми".

Действия Каупервуда во время этих конкретных событий американской истории позволяют читателю глубже понять всю аморальную сущность, наглость и цинизм капиталистического дельца. Американские читатели, привыкшие к описаниям внешней стороны жизни финансовых магнатов, в романе Драйзера смогли увидеть и всю неприглядную кухню коммерческих махинаций, подноготную частной жизни тех, кто скрывался от глаз общества за ширмой "всемогущего" доллара.

Нарисованная писателем действительность - а правдивость ее никто не осмелился оспаривать - ошеломила многих видавших виды американских критиков. Детальное описание политических и финансовых манипуляций в романе свидетельствовало о глубоком знании его автором закулисных сторон американской "демократии" и в то же время являлось доказательством его зрелости как писателя и гуманиста.

Обличительная черта творчества Драйзера получила в "Финансисте" новое развитие. Это не могло не напугать официальную Америку. Писателя начинают обвинять в "безнравственности", пытаясь низвести все его творчество к натурализму, отказывают ему в принадлежности к лагерю писателей-реалистов.

Как известно, попытки эти имели в Соединенных Штатах определенный успех, и отголоски их дают себя знать до сегодняшнего дня. Однако прогрессивная критика США по достоинству оценивает "Финансиста" не только как выдающееся явление американской литературы, но и как историческое свидетельство тех варварских методов, которыми создавались крупнейшие состояния сегодняшней Америки.

Драйзер - уже признанный писатель. И тем не менее он не имеет постоянного дохода, романы его не продаются, и сам он вынужден существовать на авансы в счет будущих произведений. Он заканчивает очерки для журнала "Сенчюри" о своем путешествии по Европе, а затем перерабатывает их в книгу "Сорокалетний путешественник", которая выходит в свет в 1913 году. Одновременно пишет небольшой рассказ "Потерянная Феба", вошедший затем в первый сборник его рассказов.

Однажды знакомая писателя, Анна Татум, рассказала ему длинную историю своей семьи. Отец ее, убежденный квакер, пытался строить свою жизнь и жизнь своих детей в точном соответствии с требованиями религии и потерпел полный крах. Рассказ этот полностью соответствовал собственным наблюдениям писателя - религия, даже в самом идеалистическом виде, не способна выдержать столкновения с реальной действительностью, и ее последователи неизбежно попадают в беду. Под впечатлением этой истории Драйзер задумывает написать роман, впоследствии получивший название "Оплот".

Однако главные помыслы Драйзера в это время были сосредоточены на трилогии. Судьба Фрэнка Каупервуда настолько захватила писателя, что после выхода "Финансиста" он сразу же принимается за работу над "Титаном" - вторым романом "Трилогии желания". В декабре 1912 года Драйзер едет в Чикаго, чтобы на месте собрать материал о деятельности Чарлза Т. Йеркеса после его переезда из Филадельфии в Чикаго.

"Потрясенный и околдованный варварскими силами этого беззаконного времени,- писал исследователь американской литературы Ван Вик Брукс,- когда финансисты замышляли, по его убеждению, порабощение народа, Драйзер занялся изучением и Йеркеса, и всех этих "династий" неотесанных выскочек" - Рокфеллеров, карнеги, флэгле-ров, фриков. С жадностью окунаясь в жизнь, бродя по улицам Чикаго, охваченный сочувствием к страданиям бедняков, он еще острее... осознавал преступную прожорливость и беззастенчивость королей бизнеса".

Жизнь Чикаго Драйзер знал не понаслышке, не со стороны, он "варился в самой ее гуще, да к тому же ему была свойственна такая интенсивность эмоционального накала, такая сила чувств, какая... и не снилась" другим писателям, воссоздавшим чикагские нравы. Все это, конечно, способствовало успешной работе писателя над новым романом. Но он не довольствуется старыми знаниями, упорно изучает новые материалы, сидит в библиотеке над подшивками старых газет, беседует с людьми, лично знавшими Йеркеса, встречается с такими писателями, как Г. Фуллер, X. Гарланд. Его посещает видный критик Флойд Делл из газеты "Ивнинг пост", опубликовавший в свое время одобрительную рецензию на роман "Дженни Герхардт". Делл принимал активное участие в полулюбительской театральной труппе "Маленький театр", которая в то время готовила к постановке "Троянок". Драйзер сошелся со многими актерами труппы и подружился с двадцатилетней красавицей Кирой Маркхам, исполнявшей в "Троянках" роль Андромахи. Здесь же он встретился с Шервудом Андерсоном, который днем писал ненавистные ему рекламные объявления, а ночи отдавал работе над своими романами.

Генри Фуллер рассказал Драйзеру, каким нападкам подвергся он после того, как опубликовал в 1895 году реалистическое произведение "За процессией". Фуллер честно признал, что, натолкнувшись на остракизм "общественности и литературных кругов, сложил оружие". Хемлин Гарланд также поведал о том, что он вынужден был отойти от реализма после резких нападок на него за книгу "Главные дороги". Поэт Эдгар Ли Мастерс сочинял поэмы, настолько несовместимые с общепринятыми взглядами, что ни один издатель не соглашался выпустить их в свет, и поэт зарабатывал на жизнь службой в одной из чикагских адвокатских контор.

Драйзеру было над чем задуматься в перерывах между работой. Ненапечатанные романы Шервуда Андерсона и поэмы Эдгара Мастерса напомнили ему печальную судьбу первого издания "Сестры Керри". Прошло уже много лет после этой, такой тяжелой для него истории, его книги издаются, но есть, оказывается, другие писатели, чьи произведения никто не хочет выпускать. Есть и такие, как Фуллер и Гарланд, которые не смогли противостоять бешеному натиску филистеров.

Борьба за реализм в американской литературе продолжалась, и Драйзер не собирался складывать оружие, хотя и его положение было далеко не блестящим: книги его издавались, но такими тиражами, что он никак не мог выбраться из долгов. И в Чикаго он в целях экономии жил не в гостинице, а на квартире своего приятеля Уильяма Ленджела, ему приходилось экономить буквально на всем, а ведь он трудится целыми днями, не позволяя себе ни минуты отдыха. Но эти печальные мысли приходили по ночам, а днем он был все время занят.

В "Титане" Драйзеру предстояло описать Чикаго конца 70-х годов, когда приехавший сюда Каупервуд вынашивал планы прибрать к рукам "городские железные дороги, открывавшие широчайшие возможности для хитроумных манипуляций".

Город предстал перед Каупервудом, словно "Вавилон, Троя, Ниневия нового века! Сюда, дивясь всему, исполненные надежд, шли переселенцы из Западных штатов и Восточных. Здесь голодные и алчущие труженики полей и фабрик, лелея мечту о необыкновенном и несбыточном, создали себе столицу, сверкающую кичливой роскошью среди грязи... Сюда, как на пир, стекались самые дерзновенные мечты и самые низменные вожделения века и пировали всласть в этом чудо-городе - центре Западных штатов".

Каупервуд поселяется в Чикаго, пытаясь в городе, где "чувствовались сила и дерзание юности", удовлетворить и свои "дерзновенные мечты", и "низменные вожделения". Жизнь Каупервуда в Чикаго - это и история сменяющих одна другую финансовых афер, и вереница любовных похождений. Здесь Каупервуд в зените своего могущества, он твердо уверен, что "люди должны вращаться вокруг него, как планеты вокруг Солнца".

Отвергнутый филадельфийским "высшим обществом", Каупервуд начинает свое утверждение в Чикаго осторожно, пытаясь как можно дольше действовать через подставных лиц, оставаясь сам в тени. Честолюбивые замыслы не покинули его, главный вопрос, волнующий Каупервуда в Чикаго: "Кому достанутся лавры завоевателя этой Флоренции Западных штатов?" В глубине души он страстно мечтает стать этим завоевателем.

История жизни Каупервуда в Чикаго является в то же время историей развития и угасания его любви к Эйлин Батлер, ставшей второй женой дельца. Характерно, что разные периоды в жизни этого финансового магната связаны с любовью к разным женщинам. В Филадельфии это Лилиан, которую он оставляет ради Эйлин. Но и любовь к Эйлин не приносит счастья Каупервуду ни в Филадельфии, где он полюбил ее, ни в Чикаго, где она стала его законной женой. Каупервуд бросается в "беспорядочные любовные похождения", которые являлись для него "естественным проявлением беспокойного, вечно жаждущего перемен нрава, внутреннего анархизма и моральной неустойчивости". Затем в жизнь Каупервуда входит юная Беренис Флеминг. Последние годы его жизни в Чикаго и весь лондонский период жизни - это в то же время история его отношений с Беренис. Подчеркивая непостоянство Каупервуда в личной жизни, писатель ничуть не погрешил против правды: скандальные амурные похождения многих магнатов капитала были хорошо известны американскому обществу.

Переезжая в Чикаго, Каупервуд мечтал прибрать к рукам городской транспорт, однако вначале это оказалось невозможным, и он выбирает новое поле для своих финансовых авантюр - газовые предприятия. Как выяснилось впоследствии, и здесь ему предстояла упорная и длительная борьба с опытными, прожженными дельцами-конкурентами. Описывая все перипетии этой схватки капиталистических хищников, писатель вводит нас в сферу их финансовых махинаций, показывает всю неприглядную подноготную их отношений. Вот магнаты капитала собрались, чтобы расправиться с неугодным дельцом, и все они, "словно стая голодных волков, в полной тишине пожирали глазами свою жертву, с виду еще жизнеспособную, но уже явно обреченную на заклание".

В этом мире Каупервуд до поры до времени побеждал своих врагов "путем подкупа, интриг и обмана". В ходе борьбы честолюбие заглушило "все остальные движения человеческой души", превратило его в демона "с каменным сердцем, сказочным богатством и преступными замыслами". Ослепленный своим финансовым могуществом, Каупервуд вступает в решающие схватки с "враждебными ему силами города Чикаго, штата Иллинойс и даже Соединенных Штатов Америки в целом... Теперь Чикаго грозило то, чего он больше всего страшился. Гигантская монополия, подобно осьминогу охватившая город своими щупальцами, готовилась задушить его, и грозная опасность эта воплотилась в лице Фрэнка Алджернона Каупервуда". В этой решающей схватке титан все же терпит поражение. Его финансовые мечты рушатся, но он получает вознаграждение - любовь Беренис.

Чикагский период жизни Каупервуда - зенит его финансового могущества, когда он в глазах знавших его временами превращался "в существо почти легендарное, приобретая черты не то сверхчеловека, не то полубога". И весьма показательно, что именно теперь он совершенно перестал считаться даже с теми необременительными моральными обязательствами, которых придерживались в этом мире "капитала, условностей, чванливой благонамеренности и невежества". Каупервуд, подобно другим "баронам-разбойникам", пытается поставить себя не только над обществом простых смертных, но и над другими финансистами, не такими изворотливыми, как он сам. На какое-то время ему это удается, затем приходит расплата. У него уже нет ни сил, ни желания затевать новую схватку: "сам... он устал, Чикаго ему опостылел! Опостылела и эта нескончаемая борьба". Если раньше победы вдохновляли его на новые авантюры, а поражения лишь на время охлаждали его пыл, то теперь он чувствовал, что начинает сдавать.

На этом заканчивается второй роман трилогии. Книга эта - не только правдивая история финансовых афер, но в то же время и история растущего капиталистического города, его нравов и порядков. Драйзер сумел создать в этом романе целую галерею политических деятелей, показать их зависимость от денежного мешка, их взяточничество и казнокрадство. Чего стоят фигуры, например, председателя окружного комитета республиканской партии Пэтрика Джилгена, мэра Чикаго достопочтенного Чэффи Зейера Сласса или сенатора Саузека, одного "из тех сельских сутяг и проныр, которым в высоких коммерческих сферах частенько находят нужным оказывать покровительство".

С глубоким знанием дела описывает писатель нравы, процветающие среди отцов-законодателей города и штата. "Законодательными органами штата заправляла в то время небольшая кучка сутяг, кляузников, политических мошенников и плутов, плясавших под дудку тех или иных компаний..." - рассказывает писатель и тут же добавляет, что они отнюдь не были исключением. "Мы привыкли называть подобных людей мошенниками и плутами и думать, что этим все сказано. Конечно, они и мошенники и плуты, но ничуть не в большей мере, чем, например, крысы или хорьки, которые неустанно прорывают себе путь вперед... и наверх. Инстинкт самосохранения, древнейший и самый властный, вдохновляет этих джентльменов и руководит их поступками".

Впечатляюща картина заседания городского муниципалитета в день решающей схватки, когда "в зале заседаний ратуши собралась... такая стая хищных, голодных и наглых волков, какая вряд ли когда-нибудь собиралась вместе". Писатель показывает удручающе однообразную картину продажности всех и вся, раболепия перед сильными мира сего, которые своей религией сделали свои желания. Царившие в подобном законодательном собрании порядки разлагающе действовали на вновь избранных депутатов. "Знакомство с крупными воротилами, которые навязывали свою волю другим, в то время как народ должен был выступать как проситель, действовало на них растлевающе. Сколько романтически настроенных, преисполненных иллюзий молодых идеалистов - адвокатов, провинциальных издателей, общественных деятелей - превращалось здесь в циников, пессимистов и взяточников! Люди теряли всякую веру в идеалы, теряли даже последние остатки человечности. Волей-неволей они убеждались в том, что важно только умение брать, а взяв, держать".

Американские критики неоднократно задавались вопросом: в чем же секрет выразительности и убедительности нарисованного Драйзером мира большого бизнеса? И ответ на этот вопрос был один: глубокое и тонкое знание жизни. Претендующий на объективность известный нью-йоркский буржуазный критик А. Кейзин писал в этой связи: "Пока Роберт Херрик с тревогой выглядывал из своего академического окна, а Эдит Уортон смаковала прелести Рима и Парижа, пока Дэвид Грэхем Филлипс писал для Пулитцера репортажи о набивших оскомину скандалах нью-йоркского высшего общества, а Фрэнк Норрис жадно поглощал историю Калифорнии для своего "Спрута", Драйзер мерил шагами улицы Чикаго, динамичного и символического города, который содержал в себе все, что было агрессивного и опьяняющего в новом мире, живущем ради сумасшедшего темпа биржевых операций и бесконечных радостей накопления. Сам он не принадлежал к этому миру, но он прекрасно понимал его".

И это понимание закономерностей окружающего его капиталистического мира, мира наживы и чистогана, лицемерия и жестокости, невежества и ханжества позволило писателю создать произведения, которые с течением времени не теряют ни своей силы, ни своей актуальности.

В "Титане" Драйзер обнажает циничную сущность американского империализма, алчность и хищность большого бизнеса, который, по словам его современника Финли П. Данна, трудно "отличить от большого убийства".

Возвратившись в Нью-Йорк и продолжая работать над "Титаном", Драйзер летом 1913 года пишет одноактную пьесу "Девушка в гробу", в которой затрагивает сложную тему отношений между общественным долгом и личными чувствами человека. Действие пьесы происходит во время забастовки. Неожиданно у лидера забастовки Магнета от аборта умирает незамужняя дочь. Магнет бросает руководство забастовкой, все его помыслы направлены на поиски любовника дочери. Другой организатор забастовки, Фергюсон, убеждает Магнета в том, что он не имеет права оставлять рабочих в ответственный момент, и говорит, что сам он также потерял любимого человека, но горе не сломило его. Магнет поддается его уговорам. Пьеса кончается тем, что оставшемуся у гроба девушки Фергюсону передают кольцо умершей - он-то и был ее любовником. Опубликованная в октябрьском номере журнала "Смарт сет" за 1913 год пьеса не привлекла серьезного внимания ни критики, ни театральных трупп, и только Менкен хвалил ее.

Осенью же 1913 года Драйзер окончательно разрывает отношения с Джаг и на какое-то время находит пристанище в квартире переехавшей в Нью-Йорк из Чикаго Киры Маркхам. Финансовое положение его оставляет желать много лучшего. Вышедший в свет в ноябре 1913 года "Сорокалетний путешественник" был радушно встречен критикой, но расходился плохо и не принес писателю никакого заметного дохода. "Думаете ли вы,- писал Драйзер в январе 1914 года Менкену,- что когда-нибудь для меня наступит такое время, когда я смогу жить на доходы с моих книг, или все это блеф, и мне лучше оставить занятие литературой? Я готовлюсь приступить к поискам работы. Ваш приближающийся к пропасти".

"Безусловно, наступит время, когда ваши романы будут содержать вас,- убеждал писателя Менкен.- Я думаю, что это время не за горами. "Титан" с его мелодраматичностью должен иметь и литературный и коммерческий успех. И как только вы уйдете из издательства "Харперс", все ваши книги начнут расходиться лучше".

Но сочувственные слова Менкена были всего лишь словами, а писателю крайне нужны были деньги, и он дает объявление в одной из газет о том, что нуждается в средствах для продолжения своей литературной деятельности. Это объявление нашло по крайней мере один отклик. "Если вы дадите мне какое-то представление о труде, для которого вам нужны средства, и назовете необходимую для его завершения сумму, я, может быть, смогу оказать вам помощь... я заинтересован в хорошей литературе..." - писал Драйзеру в ответ на его объявление некий Е. Алтон. Однако, насколько известно, дальнейшего развития переписка не получила. Фактически мольба писателя осталась гласом вопиющего в пустыне. Сам факт открытого обращения известного писателя за финансовой поддержкой даже не привлек внимания широкой американской общественности.

В марте 1914 года Драйзер снова едет в Чикаго, где возобновляет знакомство с Эдгаром Мастерсом, от которого узнает, что публикация одной из его поэм даже под псевдонимом нанесла серьезный ущерб его адвокатской деятельности. Мастерс вспоминал, что он был "поражен силой ума Драйзера, его глубоким пониманием людей, городов, самого существа жизни. Я никогда не встречал другого человека, который бы знал так много об этих вещах, как Драйзер...". Нельзя не согласиться с Мастерсом, что к этому времени Драйзер достиг такого понимания жизни и ее законов, что стоял на голову выше многих своих известных соотечественников. И он пытался сделать это знание всеобщим достоянием через свои романы.

Но романам его по-прежнему не везло. В Чикаго Драйзер заболел, и его положили на операцию. Прикованный к постели, он получает из Нью-Йорка совершенно неожиданное известие: издательство "Харперс" отказывается выпустить "Титана" в свет. Драйзер не может понять, в чем дело,- ведь издатели неоднократно читали роман, одобрили его, и, более того, первый тираж книги - 8500 экземпляров - уже был отпечатан. И тем не менее факт оставался фактом - выпуск книги приостановлен. Конечно, можно было настоять на своих юридических правах. Но история с изданием "Сестры Керри" все еще не была забыта. Оставался только один выход - искать другого издателя.

Сам писатель все еще был слишком слаб, чтобы покинуть Чикаго, и за дело берутся его нью-йоркские друзья Анна Татум и Уильям Ленджел, который не так давно начал работать здесь в одном из журналов. Корректуры романа рассылаются во все известные издательства - "Сенчюри", "Джордж Х. Доран", "Альфред А. Кнопф" и другие, и отовсюду приходит отрицательный ответ, ни одно американское издательство не берется за выпуск книги. В чем же причина? Издательство "Харперс" указывало на то обстоятельство, что "реализм романа - слишком бескомпромиссный".

Как отмечают биографы писателя, в действительности такое решение было вызвано "боязнью, что изображение жестоких финансистов приведет в ярость капиталистов, контролирующих издательскую фирму". Указывают также, что издатели опасались быть привлечены к ответственности некоторыми близкими к Йеркесу людьми, которые все еще занимали определенное положение в свете. В этой связи упоминали жившую в Лондоне Эмилию Григсби, якобы послужившую прототипом для образа Беренис Флеминг.

Однако долгие хлопоты друзей писателя все же увенчались успехом: нью-йоркское отделение английского издательства "Джон Лейн компани" согласилось выпустить роман в свет, выдало писателю аванс в тысячу долларов и изъявило желание переиздать другие книги Драйзера. Однако имевший на них права "Харперс" назначил такую цену, что не могло быть и речи об успешном завершении начавшихся между двумя фирмами переговоров.

"Титан" появился на полках книжных магазинов в мае 1914 года. Объясняя в интервью корреспонденту вечерней газеты "Нью-Йорк ивнинг уорлд" свое отношение к затронутым в романе проблемам, писатель говорил: "...в Америке бизнес все еще остается наиболее быстрым и безошибочным средством достижения большой власти... Никому никогда и в голову не придет, что величие может быть достигнуто и в качестве писателя, музыканта, артиста. Поэтому все потенциально великие люди устремляются в сферу бизнеса... Я уверен, что ум по-настоящему великого коммерсанта сознает поэзию своего дела... Оно для него преисполнено романтики... Нужен ум, и незаурядный ум, чтобы создать сначала мысленно, а затем и воплотить в реальность промышленные предприятия нашей страны... В сильных личностях верх берет безнравственность. И сегодня Америка достигла величия не благодаря, а вопреки ее притворному благочестию и морали... Из-за нашей узколобой нетерпимости люди, которые могли бы создать подлинные образцы американского искусства, пошли по линии наименьшего сопротивления и занялись бизнесом. Там они могут делать все, что им вздумается, и тем не менее не выходить из рамок общепринятых предрассудков..."

Писатель возлагал на "Титана" немалые надежды, надеясь с его выходом поправить свое финансовое положение. Однако роман был встречен без энтузиазма. Официальная критика объявила роман "нудным", описанную в нем историю "невозможной", героя его "аморальным", а самого писателя назвала "ненормальным американцем". Неудивительно, что после подобной критики книга расходилась слабо, гонорара не хватало даже, чтобы рассчитаться за полученные авансы. Непонимание со стороны критики и читающей публики угнетало писателя, рождало сомнения в необходимости своей работы.

"Здесь наблюдается тенденция поставить все с ног на голову,- с горечью говорил писатель,- ниспровергнуть мнение тех, кто находится на высшей ступени интелектуального развития, в угоду предрассудкам и глупости большинства. Все ради тех, кто стоит у власти..."

Иллюстрированный еженедельник "Лайф" в стихотворной рецензии на книгу отмечал, что якобы "распутный нрав" героя не позволяет отнести роман к числу реалистических произведений. "Поражение успеха" - так называлась статья о романе, опубликованная в газете "Индепендент". Многие органы печати просто "не заметили" нового романа Драйзера, и в результате рецензий на него появилось очень мало.

И только Менкен безоговорочно хвалил книгу. "Поверьте мне,- писал он Драйзеру в одном из писем,- это лучшая вещь, которую вы когда-либо создали, за возможным исключением "Дженни Герхардт", и то ее преимущество заключается лишь в большем эмоциональном обаянии. "Дженни" более пикантна, но "Титан" лучше написан... Ваш стиль стал более лапидарным, более преисполненным драматизма, более изящным. Короче говоря, вы сочетаете изящество стиля с увлекательностью изложения".

Но вопреки всем нападкам Драйзер, по меткому выражению американского критика М. Гейсмара, был и остается "учителем и новатором" в американской литературе XX века. "Его успех,- писал Гейсмар,- в битве против самозваных хранителей общественной морали - и тогда, как и теперь, могу я заметить, они обычно являлись хранителями невежества и предрассудков - означал окончательную победу в длительной борьбе за самовыражение в литературе Соединенных Штатов".

Победа эта далась писателю нелегко. И при жизни, и после смерти книги Драйзера на его родине замалчивались. Находятся американские критики, утверждающие ныне, что Драйзер, мол, давно уже изжил себя, что его романы, и в первую очередь "Трилогия желания", описывают далекое прошлое и поэтому якобы давно утратили свою актуальность.

Нет ничего более ошибочного, чем подобные утверждения. Именно сегодняшняя американская действительность дает все новые подтверждения немеркнущей актуальности произведений Драйзера. Сегодня читатели газеты "Уоллстрит джорнэл" и других органов большого бизнеса ежедневно узнают о том, как крупные компании поглощают мелкие. Процесс этот особенно усилился с конца 60-х годов. За скупыми строчками газетных сообщений часто скрываются безнравственные и трагические истории, подобные тем, о которых более полувека назад поведал в "Титане" Теодор Драйзер. Концентрация финансового капитала в США продолжается, богатые становятся еще богаче, а бедные - беднее. И, читая созданный гением Драйзера "Титан", лучше понимаешь, что происходит в Соединенных Штатах сегодня.

Глубоко разочарованный тем приемом, который был оказан "Титану", Драйзер отказывается от своей первоначальной идеи закончить трилогию и на долгие годы откладывает работу над третьей, завершающей ее частью. Какое-то время он раздумывает над "Оплотом", возвращается к работе над "Гением", пишет пять коротких одноактных пьес - "Голубая сфера", "В темноте", "Веселящий газ", "Весенний концерт" и "Свет в окне", сценарий фильма по мотивам греческого фольклора "Врожденный вор", философское эссе "Спасение вселенной", продолжает работать над первым томом своей автобиографии.

"Жизнь слишком тяжела",- признается он в письме Менкену.