9. Перелом: "Железная пята"

Переезд в Глен-Эллен ознаменовал перемены во многих отношениях. Надежды Джека на социалистическое будущее улетучились столь же быстро, как и возникли. За успехами Американской Социалистической партии на выборах 1904 года ничего не последовало - они лишь отразили недовольство пугающим ростом большого бизнеса. Свою знаменитую лекцию Джек завершал словами: "Революция здесь! Попробуйте остановить ее!" Теперь он понимал тщету своих надежд, другие же его убеждения, напротив, окрепли. Именно тогда между Джеком и его товарищами по партии стали все чаще возникать взаимные обиды. Они его критиковали, а он не любил, когда с ним спорят; Джек стал говорить о растраченных впустую усилиях и о том, что мог бы создать за это время. Он писал Стерлингу: "Полагаю, что делал и продолжаю делать достаточно много для Революции. Думаю, одни мои лекции перед социалистическими организациями принесли делу не одну сотню долларов, а мои чувства, оскорбленные нападками буржуазной прессы на мою личную жизнь, стоят не дешевле... Усилия, затраченные мною в течение года на поддержку дела социализма, принесли бы мне кучу денег, если бы я употребил это время на создание произведений для рынка". Конечно, и речи не было о разрыве с Социалистической партией, он продолжал оказывать ей материальную поддержку. Однако по всем признакам круг его друзей менялся и становился обычным для преуспевающего писателя - социалисты занимали в нем уже незначительное место; к этому они с Чармиан стремились вполне сознательно.

Произошли перемены и в отношениях с прежде близкими людьми. Многие друзья не одобряли его романа с Чармиан, в особенности то, что они скрывали свои отношения. Осенью 1905 года Джек написал два пространных и сердитых письма Керри Стерлинг, которая упрекала его от имени общих знакомых. Уже несколько недель, писал он, до меня доходят слухи, что "компания" исключила Чармиан, поскольку та разбила мою семью. "Компании" фактически больше не существовало, однако осуждающе - пренебрежительное отношение к Чармиан осталось у бывших друзей на всю жизнь. К тому же всегдашняя уверенность Джека в своей правоте стала почти маниакальной. По этой причине те друзья, которых Джек всегда уважал, отошли от него. Джордж Спид, с которым он познакомился еще в армии Келли и который больше всех приближался к его идеалу пролетария, наделенного классовым сознанием и не идущего на компромиссы, жил в Сан-Франциско; Джек ценил его, но никогда не был с ним дружен. Точно так же он предпочитал держаться в стороне от Остина Льюиса и Джейн Роулстон. Эта незаурядная женщина выведена в "Железной пяте" под именем Анны Ройлстон, "Красной девы". Она и Льюис близко знали Джека в юности и многое в нем не одобряли, ни тот, ни другая не могли принять и его нынешних взглядов. Дружба с Эрнестом Антерманном сохранялась на условиях, по поводу которых Эрнест в конце концов выразил недовольство. Вот что об этом писал Джек: "...Ты жалеешь, что был беден, когда мы с тобой познакомились, и что твоя бедность с самого начала поставила тебя в невыгодное положение для истинной дружбы. Теперь тебе кажется, будто Чармиан боится, как бы ты не стал злоупотреблять моей щедростью, ведь это случалось прежде".

Чармиан вспоминает некоторых гостей, посещавших Глен-Эллен в 1906 году. Это в основном художники, литераторы, люди свободных профессий; некоторые из них, например Джордж Уортоп Джеймс и профессор Блэнд, опубликовали дружеские заметки о Лондонах. Джек нередко посещал клуб "Богема" в Сан-Франциско, членом которого был, как Джордж Стерлинг и Джимми Хоппер. Несомненно, Стерлинг был самым близким его другом. Отношения их были очень эмоциональны и несколько странны. Стерлинг, один из многочисленных второстепенных поэтов Залива, был несколькими годами старше Джека. Они познакомились в 1900 году, их дружба продолжалась, когда Джек жил в Пидмонте, но особенно укрепилась по возвращении Лондона из Японии в 1904 году. Стерлинг именовал его "Волк", быть может, Джек сам его просил об этом - письма того периода Клодсли Джонсу тоже подписаны "Волк", Джек называл Стерлинга "Грек", намекая на греческий профиль поэта.

Переписка их содержит явные выражения симпатии. Письма Джека начинаются обращениями "Дражайший Грек" или "Благословенный Грек". Быть может, эти обращения за годы дружбы превратились в привычку, но они, очевидно, имели особый смысл в 1905-м. Одно из писем Джека заканчивается так: "Нет, боюсь, что мечта была слишком ослепительной, чтобы исполниться,- наше существование рядом друг с другом. Если ты сейчас этого не понимаешь, рано или поздно поймешь. Тут нет ни твоей, пи моей вины. Так устроены мир и его обитатели". Можно усмотреть в этом своего рода интеллектуальную позу, подражание английским эстетам. Стерлинг вел богемный образ жизни. Когда-то ему прочили духовное звание; он уклонился от него и теперь легко преступал общественные и моральные условности. Оба понимали чего хотят: "Джек тогда страстно желал обрести "Друга-Мужчину".

Не менее важное влияние на жизнь Джека в те дни оказывала тетка Чармиан миссис Эймс. "Оверленд мансли" прекратил существование: она и Эдвард Пейн занимались строительством Уэйк-Робин Лодж и коттеджей, которые сдавались внаем. Нинетта всегда поощряла сближение Джека и Чармиан и всячески покровительствовала им. Ей пришло на ум поселить молодых супругов по соседству и заполучить знаменитого молодого человека себе в зятья de facto. Она во все вмешивалась и всеми командовала. За две недели до свадьбы Джек писал Чармиан из Нью-Йорка: "Что имеет в виду тетушка Нетта, сообщая, что "каждое ее мгновение" принадлежит Джеку? Непонятно. Пересылать мне почту - да. Беречь мою одежду от мышей - да. Но что еще?" Однако вскоре он согласился с ее ролью домоправительницы и смирился с тем, что она сама себя назначила на должность его секретаря. Ему пришлось терпеть общество и друга миссис Эймс, Пейпа. В прошлом тот был проповедником, отдал дань и спиритизму; не сомневаясь, что он шарлатан, Джек именовал его "метафизиком". Нинетта тоже проявляла интерес к спиритизму и часто втягивала Джека в дискуссии. Пейн, по-видимому, надеялся превратить Джека в своего адепта, по тот взбунтовался.

В 1906 году у Джека возник еще один замысел, свидетельствующий о намерении переменить привычные занятия и окружение. В тот трудный год Джек с головой ушел в работу по строительству "Снарка", яхты, на которой он и Чармиан предполагали совершить кругосветное путешествие. Идея родилась в Глен-Эллен в прошлом году, когда они еще были взбудоражены покупкой ранчо. По их словам, эта мысль возникла благодаря книге Джошуа Слокума, описывавшей его трехлетнее путешествие, и встретила горячую поддержку Роско Эймса, шестидесятилетнего мужа Нинетты, любителя-яхтсмена и искателя приключений. Они решили заняться этим, когда будет построен дом и жизнь на ранчо войдет в колею - быть может, через четыре или пять лет. Однако не в его характере было ждать, и через несколько дней они с Чармиан решили немедленно приступить к осуществлению своего плана. Он писал: "Главное - я так хочу. Именно это лежит в основе философии и пронизывает всю сущность жизни. Когда философия скучно вещает индивидууму, как ему должно поступать, он немедленно отвечает: "А я так хочу" и поступает противоположным образом, и тогда философия меркнет. "Я так хочу" заставляет пьяницу пить, а мученика носить власяницу... Часто философия не что иное, как способ объяснения человеком его личного "я так хочу"".

Нетрудно было купить обычную морскую яхту, но он хотел чего-то необыкновенного. Джек прочел все, что имелось по судостроению и моторам, и сделал Роско ответственным за осуществление плана, повелев ему: "Денег не жалеть. На "Снарке" все должно быть превосходно". Первоначальная смета составляла 7000 долларов, в результате к моменту отплытия в апреле 1907 года "Снарк" стоил уже 30 000. Задержки в строительстве были связаны во многом с землетрясением и пожарами в Сан-Франциско. Фабрики, мастерские и склады были разрушены, а рабочей силы не хватало. Заказы приходилось отправлять в Нью-Йорк; часто целыми неделями ничего не делалось, а стоимость затеи неуклонно росла. Будущие матросы и плохо обученные рабочие получали жалованье. Приобретались ненужные материалы, а необходимых не было. Бесчисленные расходы породили слухи, что затея финансируется каким-то богатым журналом, и, едва речь заходила о "Снарке", цены взвинчивались.

Джек старался упорядочить дело. Он предполагал оплатить строительство за счет авансов от журналов, для которых собирался писать во время путешествия. Как только в феврале 1906 года они с Чармиан приняли решение, он написал в "Космополитэн", "Макклюрс", "Кольерс" и "Аутинг", предпослав письмам эффектный зачин: "Киль уже поставлен" (это произошло спустя четыре месяца). Далее шло описание будущей яхты и сообщался подробный маршрут кругосветного путешествия. Напомнив о своей репутации рассказчика и журналиста, Джек излагал свое предложение и просил у каждого из редакторов аванс в три тысячи долларов. Журналы охотно пошли ему навстречу с условием, что материалы не будут дублировать друг друга. Бейли Миллард, редактор "Космополитэн", встретил идею с восторгом, но предложил, чтобы яхта называлась так же, как и журнал, а другие известные писатели во время путешествия вели бы с Джеком переписку. Постепенно Миллард стал сомневаться, что "Снарк" когда-либо выйдет в море; Джек слал ему желчные письма. За время подготовки к путешествию он перессорился и с другими редакторами: его основной довод "Я так хочу" терял свою убедительность.

К предполагаемой дате отплытия в октябре "Снарк" был еще далеко не готов. За восемь месяцев на него израсходовали 12 000 долларов. Седобородый Роско Эймс вносил беспорядок на каждом шагу и просто-напросто мешал. Он был уверен, что они отправятся в глубь земли, которая, по его словам, была полой сферой. Джек отослал его домой, пожелав проштудировать учебники по навигации и переменить мнение. Заложив ранчо и дом Флоры, Джек нанял четырнадцать рабочих и платил им лишний доллар в день за скорость. Назначались новые даты отплытия - ноябрь, декабрь, январь. Теперь газеты высмеивали затею, а газетные вырезки, присланные из Англии, свидетельствовали, что и там ее не принимают всерьез. Газеты публиковали красноречивые заявления Джека о том, что "пи один выдающийся писатель" пе совершал еще кругосветного путешествия; похоже, замечали газеты, что и он не станет исключением. Специалисты утверждали, что конструкция яхты неудачна и она затонет, не успев выйти из гавани. Друзья Джека заключали пари, как скоро это случится.

В гневе Джек решил отплыть в Гонолулу и там достроить яхту. Он взял еще 5000 долларов в банке, по они тут же были съедены непредвиденными расходами. Сначала обнаружилась течь, потом во время спуска "Снарк" зажало между двумя баржами. Он был сильно помят, корма увязла в прибрежном иле, пришлось ждать прилива, тогда буксиры могли прийти на помощь. Попытались использовать, лебедку, подключив ее к машине "Снарка", что сразу и выявило все дефекты - коробка передач смялась, а лебедку и машину разбило вдребезги. Снова началась работа. Наконец в апреле, несмотря на течь и другие недоделки, решили отплыть. На Оклендском причале собралась толпа, многолюдно было и на палубе, но в последний момент появился судебный пристав с решением об аресте имущества. Оно запрещало "Снарку" выходить в море до тех пор, пока хозяин яхты не уплатит 232 доллара одному из кредиторов, вчинившему иск. Отплытие состоялось только через два дня.

Невзирая на все перипетии и новые "немыслимые и чудовищные" происшествия, которые затягивали сооружение "Снарка", Джек продолжал писать и строить планы, связанные с Глен-Эллен. Через месяц после отъезда из города он обратился к Бретту за очередным авансом - он уже получил 6000 и хотел еще пять. Он писал: "Понимаете, одновременно со строительством "Снарка" я строил и ранчо в Глен-Эллен. Я полностью уже оплатил отличный сарай и потратил тысячи долларов па фруктовый сад, виноградник, посадку деревьев, ограды и т. д." Писал он без устали, преимущественно по ночам: у них с Чармиаи были разные спальни, поскольку он ночи напролет "читал, работал, курил и кашлял". Летом, когда на "Снарке" поставили киль, он приступил к работе над "Железной пятой". Это одна из его самых больших книг, и вряд ли она писалась легко; однако 13 декабря законченная рукопись была послана Макмиллану.

"Железную пяту" обычно воспринимают как пророческое произведение; по общему мнению, в ней изложены социалистические взгляды Джека Лондона. Сам Лондон отрицал ее пророческий характер. Чармиан, которая очень мало говорит о "Железной пяте", запомнила его слова: "Я никогда не был предсказателем судеб", но на экземпляре, подаренном ей, он пишет: "Быть может, мы и не увидим, как произойдет нечто подобное, но совершенно очевидно, что мы станем свидетелями каких-то значительных событий". В сопроводительном письме к Бретту говорилось: "Лично я полагаю, что с псевдонаучной точки зрения ситуация, изображенная в "Железной пяте", весьма правдоподобна".

Пророческим это произведение назвал Анатоль Франс в предисловии к первому французскому изданию 1924 года, после того как Муссолини захватил власть в Италии. Ясно, что и Франс, и некоторые другие, включая Оруэлла, усмотрели в "Железной пяте" предвидение грядущей фашизации Европы в 20-30-е годы...

Суждение, что "Железная пята" - классика социалистической литературы, основано на ее первой части, в которой антикапиталистические настроения выражены страстно и впечатляюще. Сторонников капиталистической системы разоблачает и развенчивает главный герой Эрнест Эвергард. Кульминацией этой части можно считать его речь перед представителями господствующих классов. Он подвергает их резкой критике, приводит в ярость и возглашает: "Власть - идол, которому вы поклоняетесь! Пусть будет так. Если в день, когда мы добьемся победы на выборах, вы откажетесь передать нам власть, завоеванную мирным конституционным путем, мы, повторяю, сумеем вам ответить. В грохоте снарядов, в визге картечи, в щелканье пулеметов вы услышите наш ответ"^*.

^* (Дж. Лондон. Собр. соч., т. 5, с. 80.)

Эвергард изображен как герой, в котором идеально сочетаются физическая сила, образованность, предусмотрительность и храбрость. Это, по словам Джоан Лондон, "революционер, которым Джек мечтал бы стать, если бы у него, к несчастью, одновременно не было еще нескольких идеалов". В первых главах в немалой степени отразились собственные устремления Лондона. Противники Эвергарда в спорах - метафизики, бизнесмены, адвокаты - дают материал для уничтожающих ответов и разоблачений, которые у него всегда наготове. Автор завладевает вниманием читателей. Как писал Джордж Оруэлл, "это тип книги, состоящей из разговоров, в которых герой, выражающий авторскую точку зрения, одерживает верх, эти споры - явное средство взять реванш за те поражения, которые автору пришлось потерпеть в реальных беседах".

Споры ясно показывают путаницу в понятиях Джека о социализме. Его представление о социалистической экономике, о теории прибавочной стоимости даются в главе "Математическая непреложность мечты". Эвергард обещает своим слушателям: "Сперва я докажу вам, что капиталистическая система обречена на гибель, докажу с математической непреложностью". По мере развития спора обнаруживается и путаница во взглядах Лондона, проявляющаяся уже в "Вопросе о Максимуме". Сущность капиталистического производства и прибавочной стоимости объясняется просто и кратко; но что же происходит дальше? "Соединенные Штаты - капиталистическая страна с высокоразвитой промышленностью. При ее капиталистическом методе производства у нее постоянно остается избыток промышленных товаров, от которого ей необходимо избавиться путем вывоза их за границу. Но то, что верно относительно Соединенных Штатов, применимо и ко всякой другой стране с высокоразвитой промышленностью. Каждая такая страна имеет свой излишек товаров... А теперь, господа, прошу вашего внимания. Наша планета не безгранична. Существует лишь определенное число стран. Что же будет, когда и последняя, самая отсталая станет на ноги и включится в число стран, не знающих, куда девать свой избыточный продукт?"^*

^* (Дж. Лондон. Собр. соч., т. 5, с. 113.)

Большинство произведений Маркса в 1906 году еще не было переведено на английский язык. Читателям был доступен только первый том "Капитала". Джек не мог знать сформулированного в третьем томе закона о тенденции к понижению нормы прибыли, на котором впоследствии было основано предсказание гибели капитализма. Аргументация Лондона относилась к периоду незрелости социалистического движения: кризисы возникают только от перепроизводства товаров.

Отталкиваясь от этого положения, Джек двинулся дальше, предлагая следующий выход: захват рабочим классом машин, производящих избыточный продукт, что откроет "новую и потрясающую эру". Альтернатива - разгром рабочих объединенными силами трестов; тогда "возникнет деспотизм, такой же безжалостный и ужасный, как и любой другой, омрачивший страницы истории человечества". Более того, Олигархия обладает собственными средствами для того, чтобы избавиться от продуктов перепроизводства: "Будут сооружены великолепные дороги. Начнется небывалый расцвет наук и искусств... Повторяю, родится монументальное искусство. Будут построены чудо - города, по сравнению с которыми наше современное градостроительство покажется жалким и безвкусным. И в этих городах будут жить олигархи и поклоняться красоте.

Таким образом, прибылям олигархов будет найдено применение, в то время как вся черная работа падет на плечи рабочих. Строительство грандиозных городов и сооружений даст нищенское пропитание миллионам рабочих и строителей. Чудовищные прибыли потребуют чудовищных вкладов и затрат, и сооружения олигархов будут рассчитаны на тысячелетия, а может быть, и на десятки тысяч лет. Их будут строить так, как Древнему Египту и Вавилону и не снилось, а когда олигархи падут, их великолепные сооружения достанутся братству труда, и народ будет пользоваться их дорогами и селиться в их городах"^*.

^* (Дж. Лондон. Собр. соч., т. 5, с. 168.)

Олигархия одерживает победу. Эвергард гибнет, а социалисты либо разочаровываются, либо превращаются в террористов.

Все это представляет собою приложение других теорий к неуклюже пересказанному марксизму. Теория прибавочной стоимости характеризуется вовсе не по Марксу - не как основа классовой борьбы в индустриальном обществе XX века, но используется с целью продемонстрировать трудности, стоящие перед капитализмом. "Мотив" утверждения олигархии противоречит учению Маркса. Лондон обращается к другим теориям, которые обещают правящему классу политическую и экономическую стабильность. Первая, в том виде как она предстает в "Железной пяте", была сформулировала У. Д. Гентом в книге "Наш щедрый феодализм" (1902): "Всегда утверждалось, что именно Гент внедрил идеи Олигархии в умы крупных капиталистов". Вторая теория - план "строительства дорог", принадлежавший "генералу" Кокси.

Книга Гента произвела большое впечатление на Джека. Ее основная мысль заключалась в том, что в связи с заметным ростом крупных монополий в Америке и слиянием их в единый конгломерат, концентрирующий весь капитал, возникнет гигантское объединение капиталистов, управляемое "советом десяти". Это был современный вариант феодализма, несравненно более сложный, нежели экономическая система средних веков, но "основывающийся на той же иерархии - власть и подчиненные ей". Гент, по-видимому, пользовался определением "щедрый" иронически, но воображение Джека взыграло: гентовский "совет десяти" он воспринял как коллективный образ сверхчеловека, возвышающегося над цивилизованным миром. Теоретически рабочий класс превосходил олигархов численностью, но последние были дисциплинированнее и умнее, чем большинство рабочих. В "Железной пяте" поражение рабочих объясняется неспособностью прочих руководителей усвоить истины, которые излагает Эвергард.

Характеристика экономической системы Олигархии показывает, что идея общественных работ как панацеи от всех социальных бед не покидала Джека с 1894 года. Совершенно очевидно, что идея эта заимствована у Кокси, начиная с "великолепных дорог" и "пирамид" нового века, на строительстве которых массам обеспечена занятость, а экономические проблемы решаются при этом не менее успешно, чем при социализме. Остается удивляться, почему Джек не выступал раньше за подобное решение проблемы, но дело в том, что он отождествлял его с социализмом - это, например, явствует из его эссе "Что теряет общество при господстве свободной конкуренции". В нем провозглашается необходимость полной централизации общества, на которую капитализм не способен - так он считал, пока не прочел книгу Гента. Показательно, что в этом эссе 1890 года подобная будущая централизация влечет за собой обязательную утрату свободы: "Международную конкуренцию следует свести к минимуму, а промышленность будет все больше и больше двигаться в направлении сотрудничества. Ради пользы нынешнего и будущих поколений человек должен ограничить некоторые свои права или вообще от них отказаться. Во всяком случае, в этом для человека нет ничего нового: все его прошлое - история подобных ограничений".

Несомненно, в "Железной пяте" содержится немало резких, язвительных обвинений капиталистическому обществу, его столпам, его "свинской этике". Джек был убежден, что подобный порядок вещей нужно изменить. Но в своей книге он говорит также, почему, по его мнению, в обозримом будущем социализм недостижим. Социализм нуждается в мужественных, наделенных даром предвидения вождях и в достойных их последователях; и те и другие встречаются крайне редко. Финал романа ясно показывает, что Джек не верит в способность рабочих масс помочь самим себе. В заключительном эпизоде Чикагской коммуны вновь возникают "люди бездны". Они изображены униженными и безответными, "довольными нищетой"; получив свободу, они становятся толпой, способной лишь к разрушению.

Борьба в "Железной пяте" изображена в соответствии с принципом естественного отбора Дарвина - выживает сильнейший. Это не противоречит взглядам социалистов: классы возникают, свергают старые классы и создают новый общественный строй, ибо они сильнее, здоровее в социальном отношении. Однако Джек строит конфликт на личном стремлении к власти. Эвергард - "сверхчеловек, белокурая бестия, о которой писал Ницше", способен править миром. Но олигархи все же сильнее, а он покинут и своими товарищами, и массами, и его поражение неизбежно. Правда, в конце концов социализм побеждает - книга словно написана из далекого будущего, но написана так, что не вызывает особой симпатии к радикальному движению. Олигархия еще не свергнута, но несколько веков власти ослабили и ее благодаря родственным бракам среди привилегированной касты; происходят дворцовые перевороты, так что "в результате простые смертные... оказываются предоставленными сами себе". Подобный крах напоминает трагедию Волка Ларсена. Ни одна из противоборствующих сил не способна победить. Им помогает некий внешний, дополнительный фактор.

Книга эта - признание Джека в том, что он утратил веру. Правильнее было бы сказать (как это делали другие), что он утратил иллюзии. Он расстался с надеждами на немедленные преобразования, па которые были неспособны радикальное движение и рабочий класс; к тому же вожди американских левых быстро следовали за своими европейскими коллегами по пути компромисса и реформизма. Но социализм Джека с самого начала был иллюзорным. Удовольствие от интеллектуального общения, от репутации знаменитости, человека, которого всегда готовы слушать, заставляло его закрывать глаза на недостатки движения и реально существующие разногласия. Когда же его ожидания были обмануты, а личный девиз "Я так хочу" встретил противодействие, он пришел к мысли: сильные всегда будут править слабыми.

Он надеялся, что рост интереса к социализму обеспечит коммерческий успех "Железной пяты", хотя она не публиковалась в журнале; как он и думал, Бретт купил ее для Макмиллана. Книга вышла в свет, когда Джек шел на "Снарке" по Тихому океану. Возможно, он решил держаться в стороне, пока не узнает, как ее встретили. Прием оказался прохладным. Газеты и журналы отделывались краткими отзывами либо вообще хранили молчание. Левая пресса нападала на книгу за пессимизм и чрезмерное увлечение автора изображением насилия. Джон Спарго в "Интернэшнл сошиэлист ревью" назвал ее "неудачной": "Картина, изображенная автором, мне кажется, неплохо продумана, если она имеет целью оттолкнуть многих, чье присоединение к нашим силам крайне желательно, она дает новый импульс старой и в основном отвергнутой теории катаклизмов; поощряет химерическое и реакционное представление о физической силе, способное привлечь людей определенного склада..."

Левый журнал "Арена", издаваемый Б. О. Флауером, отмечал, что "Железная пята" неверно толкует историю и "скорее приносит вред, чем помогает делу социальной справедливости". Только немногие "практики" нашли в ней достоинства. Для них были важны критические главы; остальное они считали не представлявшей интерес болтовней.

Слава "Железной пяты" и рост читательского интереса к ней во всем мире начались после первой мировой войны, когда Джека уже не было. Реакция империализма на коммунизм вновь вернула актуальность его произведению. Джордж Оруэлл в предисловии, написанном в 1945 году, утверждал, что только приход Гитлера к власти вызвал книгу из небытия. Вряд ли можно согласиться с ним, но это утверждение в какой-то мере объясняет притягательную силу "Железной пяты" для каждого нового поколения... "Железная пята" содержит много такого, что даже при поверхностном взгляде кажется справедливым во все времена.